Корона для «попаданца». Наш человек на троне Российской Империи. Алексей Махров
быстро и страшно расправлялись их стрелки с его людьми! И в бое на мечах не уступали. Это не стыдно: проиграть тому, кто сильнее и хитрее тебя. Так учит древний кодекс Бусидо, а заветам этого кодекса бывший младший бухгалтер финансового отдела компании «Комори» Дэндзиро Хирикава следовал всю свою жизнь. Проигравший не должен оставаться в живых. Он сейчас окажет этому росске последнюю почесть. Тот заслужил ее…
Хирикава полуобнажил меч и начал обматывать клинок плотным оби[65]. Несколько русских подались было вперед, но росске коротким жестом остановил своих людей. «Он понял. Он знает», – подумал Дэндзиро и, до конца распахнув кимоно, поклонился своему противнику. Затем, опустившись на колени поверх упавшей одежды, японец неторопливо потянул клинок из ножен. Фамильный меч, верой и правдой служивший тридцати поколениям его предков. Он не опозорит этого святого оружия…
Матрикант вдруг что-то сказал своему спутнику, молодому воину с курчавой короткой бородкой. Тот было возразил, но в голосе его хозяина зазвучали повелительные нотки, и он, молча кивнув, сделал шаг вперед.
Матрикант повернулся к Хирикаве.
– Кайсяку[66], – произнес он негромко.
Хирикава чуть улыбнулся и снова кивнул. «О благая богиня Канон! – подумалось ему вдруг. – Благодарю тебя за оказанную милость. Я успел лицезреть великого императора, властелина мира!» Дэндзиро вонзил меч себе в живот, резко дернул, увеличивая разрез. Он услышал, как матрикант негромко произнес «Соёнара»[67], хотел было ответить, но молодой воин уже подошел к нему, и последнее, что видел в своей жизни Дэндзиро Хирикава, был стремительный взблеск стали, принесшей ему избавление от боли и успокоение.
Рассказывает Егор Шелихов
В Японской земле мы и одного дня не пробыли. Напали на нас японцы и государева брата погубили. Да Хабалова Сергея Семеныча, да станичников и стрелков более двух десятков. Мы, как отбились, разом на крейсер кинулись. А государь-то батюшка уж так по брату убивался, так убивался! Как на крейсере оказались – до самой ночи в каюте просидел, рядом с телом, значит. Офицеры к нему рвутся, князь Сергей Илларионович извелся весь, а государь молчит. Никого не принимает, не ест, не пьет, молчит. Только к ночи и отошел. Велел в каюту себе подать водки, закуски там какой, да нас всех шестерых и пригласил. Сели, поминать всех убитых стали. А как штофа четыре приговорили, так государь и говорит: господа офицеры, мол, боле вас не задерживаю, возвращайтесь, говорит, к своим обязанностям. А нас с Филей оставил!
Вот как мы втроем-то остались, так государь почал крепко пить. Уже и не закусыват, а так, машет одну за другой. А потом и говорит: а не знаешь ли, Егор, каких песен, да таких, чтоб не стыдно ими было хорошего человека помянуть. Брата твоего, батюшка, спрашиваю. А он словно запнулся, а потом и говорит: брата, мол, да, брата. Ну а как песен-то не знать? Знаю. А он опять спрашиват, не знаешь ли, Егор, «Как на
Оби – длинный и широкий пояс.
Кайсяку – самурай, который во время обряда сеппуку прекращает мучения, отрубая самоубийце голову.
До свидания (яп.).