Буриданы. Алекс и Марта. Калле Каспер
Сталина? И все-таки Пауль с детства ощущал на себе недоброжелательные взгляды – ага, тот самый Кордес, чей папаша стоял на балконе российского посольства рядом со Ждановым…
Ну и что с того, подумал Пауль упрямой гордостью. Стесняться тут нечего, отец никого не убивал и не депортировал, он даже не подписал ни одного соответствующего документа. Да, у него были идеалы, он за них пострадал, и не его вина, что эти идеалы присвоили подлецы и осквернили их. Когда это случилось, отец делал, что мог, помогал тем, кому можно было помочь и кто были этого достоин – должен ли он был сочувствовать и тем, кто его самого много лет держал в тюремной камере? На этот счет можно было подискутировать; впрочем, не исключено, что отец сочувствовал и им – точнее об этом Пауль ничего сказать не мог, потому что ему было всего лишь четыре года, когда отец умер, помнил он его только в гробу, вот это действительно врезалось в память, глаза отца были закрыты, и, может, поэтому его густые седые брови казались как-то особенно строгими, такие же седые кудри были аккуратно причесаны, а гордое, в каком-то смысле аристократичное лицо с греческим носом и высоким лбом глядело удивительно спокойно, словно отец хотел сказать оставшимся: я сделал, что мог, кто может, пусть сделает лучше. Паулю от отца достался пистолет, он был убежден, что отец никогда не позволил бы себе бесчестного поведения, скорее бы застрелился, и он собирался быть достойным отца.
Пээтер между тем кончил вытираться и исчез в кабинке для переодевания. Когда он оттуда вышел, он выглядел весьма комично – из шорт торчали голые волосатые ноги. Пауль никогда бы в таком виде на улицу не вышел, он всегда носил отутюженные брюки, но, в конце концов, какое ему дело, если родственник хочет поддержать теорию Дарвина, подумал он, пожимая плечами, и уже собирался уйти, когда его внимание привлекло маленькое происшествие – недалеко от Пээтера вскочила с разостланного на песке полотенца какая-то девушка, подбежала к двоюродному брату и завела с ним разговор. У девушки были короткие светлые волосы и спортивное, эластичное тело, и Пауль мог поспорить, что она русская – эстонские девушки были менее эмоциональны. Пээтер сперва казался удивленным, но потом довольно заулыбался, наверно, ему делали комплименты. Беседа становилась все оживленней, наконец, Пээтер начал шарить в нагрудном кармане летной рубашки и вытащил оттуда шариковую ручку. Просят автограф, догадался Пауль. Однако, как Пауль понял из дальнейшей жестикуляции, у девицы не нашлось ничего, на чем можно было этот автограф запечатлеть, Пээтер тоже порылся в своем полиэтиленовом мешке, но, видимо, безрезультатно. Выход из затруднительного положения оказался неожиданным, Пеетер и девушка о чем-то заговорщически озираясь, договорились, девушка побежала к своим вещам, натянула платье, распрощалась с подругами и, все еще без умолку болтая, зашагала рядом с Пээтером по песку в сторону пляжного центра.
Пауль чисто машинально вынул фотоаппарат и направил объектив на веселую парочку. Щелчок,