Буриданы. Гибель богов. Калле Каспер
минут, появился в кулисах и оттуда наблюдал за происходящем.
– Прошу с начала! – произнес Юрген требовательно.
Анника бросила умоляющий взгляд в сторону Джованни – ну скажи что-нибудь, защити меня, но дирижер, в повседневной жизни чрезвычайно скромный, даже стеснительный, смущенно смотрел в сторону, словно давая понять – это не мое дело, у каждого своя работа…
– Ну что ж, – подумала Анника. – Может, это и не так страшно…
Голых певиц она видела немало, это было словно манией – раздеть всех женщин, началось все с кинодив, дальше перекинулось в драмтеатр, а сейчас и в оперу. Правда, она сама всегда была уверена, что ничего такого никогда делать не будет, однажды, в начале карьеры, на нее в этой самой «Травиате» пытались надеть какую-то прозрачную хламиду, под которой было настоящее проститутское белье, однако она устроила скандал и костюм поменяли – но то случилось в провинции, где нравы были на ее стороне, директор театра отнесся к ее протесту с понимаем, и помощь Пьера даже не понадобилась – но тут был свободомыслящий Париж.
– …è strano… è strano, – начала она, подняла руку к верхней пуговице, но сразу же отдернула ее, как ужаленная.
– Нет, – сказала она, поняла, что интуитивно заговорила по-эстонски, и повторила по-французски: – Non.
– В каком смысле – нет? послышался на весь зал удивленный голос Юргена.
– Я этого делать не буду. Я певица, а не стриптизерша, – выпалила Анника громко.
При последних словах через оркестр словно прошел шорох и Анника сразу пожалела, что ответила так резко. Пожалела, но в следующую секунду подумала – к черту, конфликт, так конфликт.
Сердце билось, лицо пылало, может, было бы правильнее сойти со сцены и сесть в первый ряд, но Анника нарочно не двинулась с места – пусть видят, что она не боится Юргена. Она достаточно хорошо узнала западных мужчин – при всей внешней самоуверенности они были невероятно трусливы.
Однако, она не учла, что публичный бунт не оставляет Юргену выбора.
– Мадам Буридан, вы говорите так, словно вы считаете себя в чем-то лучше стриптизерш, – продолжил тот холодно. – Это опасное заблуждение. И вы, и они артистки, и ваше тело – это ваш рабочий инструмент.
– Мое рабочий инструмент не тело, а голос.
– В таком случае я советую вам переквалифицироваться в камерные певицы. В опере с такой философией делать нечего.
Последняя фраза звучала настолько категорично, что Анника поняла – теперь у нее нет выбора.
– Значит ли это, что я снята с роли?
– Если вы откажетесь выполнять творческую задачу, то можете интерпретировать это именно так.
Вот и все, подумала Анника. Прощай, Шатле, прощай, Виолетта! Конечно, она же не примадонна, с капризами которой считаются, она всего лишь одна из многих перебравшихся после падения железного занавеса с Востока на Запад певиц, таких, как она, великое множество, не разденется одна, это сделает другая, в вокале современный зритель все равно не разбирался, главное, чтобы фигура была тип-топ!
Она повернулась и прошагала стремительно, с гордо поднятой головой, через кулисы в коридор,