Лицо под маской. Анна Дашевская
бал в том понимании, в каком их устраивали в бостонском светском обществе, а, скорее, вечер с тематическим переодеванием. Кое-кто их гостей оделся Арлекином, Панталоне или еще какой-то из масок комедии дель арте, но большинство выбрало для себя платье четырехсотлетней давности, времен Джакомо Казановы и Карло Гольдони. Зато относительное однообразие стиля искупалось цветом: вся радуга с ее тончайшими вариациями разлилась по бальному залу Ка’Градениго.
Оркестр замолчал, и в зал вошла цепочка бело-малиновых лакеев с подносами, на которых исходили паром чашки тонкого белоснежного фарфора; в зале восхитительно запахло шоколадом. Я невольно сглотнула слюну, вспомнив, что последний раз ела еще днем, в кафе на площади Святого Марка. По счастью, шоколад сопровождался крохотными, на один укус, закусками – профитролями с начинкой из паштета, икры или крема, сэндвичами размером с перепелиное яйцо, микропирожными и чем-то еще. Отправив по назначению последнюю хрустящую корзиночку с малиной, я вытерла руки горячей влажной салфеткой, невесть откуда возникшей передо мной и так же исчезнувшей, и поняла, что готова потанцевать.
Пройдя первый вальс со своим молчаливым сопровождающим, я довольно быстро потеряла его из виду. Впрочем, вскоре я вообще о нем забыла: вальс сменялся мазуркой, танго – паваной, только разноцветные камзолы мелькали перед глазами. Наконец я совершенно выбилась из сил и решила найти и попить воды, потом отыскать дамскую комнату и чуть-чуть отдохнуть. План этот был с блеском исполнен. Вот только, выйдя из помещения, которое в Ка’Градениго скромно обозначили как powder room, я ухитрилась свернуть не в тот коридор и уже через пять минут проклинала шепотом свой топографический кретинизм. Похоже, меня занесло в жилую часть дворца, не предназначенную для гостей бала. Здесь все выглядело менее парадно, но как-то очень по-домашнему. Я заглянула в одну из комнат – небольшая гостиная, где явно любит сидеть хозяйка дома, судя по портретам детей на каминной полке, оставленным на столике пяльцам с вышивкой, букетику примул в небольшой стеклянной вазе…
Надо искать выход в бальный зал, а то неудобно будет, если я наткнусь на кого-то из хозяев или даже слуг. Стоило мне подумать так, и я почти подпрыгнула оттого, что в комнате рядом раздались мужские голоса. Один говорил совсем тихо, почти бормотал, ни слова разобрать было невозможно. Второй, более низкий, ограничивался междометиями, но в его «угу» звучала явственная угроза.
Проклятое любопытство одержало верх, и я заглянула в чуть приоткрытую дверь между гостиной и соседней комнатой.
Двое мужчин без масок, но в таких же роскошных нарядах, как и прочие участники бала. Камзолы почти одинаковые, цвета мякоти темного винограда. У того, который сидит, одежда отделана тонким черным шнуром, и лишь на белой рубашке виднеется неширокая полоска кружев. Стоящий перед ним, тот самый, что и сейчас продолжал бормотать, захлебываясь, комкал и рвал роскошное серебряное кружево своих манжет.
– Довольно, –