Мнемозина. Георгий Ланской
и неподкупных ментов. Все уходят на вольные хлеба, какими бы орлами ни летали.
– Ну ты же ушел, – усмехнулся я. – Хотя тоже орлом летал.
Фиронов не удостоил меня рукопожатием и слабо махнул, приглашая следовать за собой. Я двинулся следом по узкой кривоватой дорожке, мощенной песчаником. В дом меня тоже не позвали. Фиронов предпочел беседовать на свежем воздухе, по-барски предложив устроиться в беседке, увитой виноградными лозами. Я сел. Фиронов, кривясь, устроился в кресле-качалке, баюкая правый бок. На меня он поглядел с заметным отвращением. Я молчал, разглядывая хозяина. Тому следовало сбросить несколько килограммов, походить в зал, а красноватые белки глаз и мешки под ними говорили, скорее, не о перенесенной операции, а об обильных возлияниях. Если мои предположения верны, Рокотов нанял меня потому, что Фиронову не доверял из-за пагубных привычек.
На столе в беседке сверкал острыми гранями графин с коричневой жидкостью и пара стаканов. Внутренний голос подсказывал, что это не чай. Хозяин украдкой бросил на него взгляд и торопливо облизнул пересохшие губы. Я ждал.
Фиронову не понравилось, что я его разглядываю. Он дернул шеей, выставив ее на обозрение, и под воротом рубашки я заметил несколько свежих царапин, которые сложно было бы списать на опасное бритье.
– Я – другое дело, – сказал Фиронов. – Меня скушали много лет назад, а про твою твердолобость легенды складывали, обсуждали хватку и принципы, хотя, как по мне, там дурости было больше, чем принципов, а, может, всего серединка на половинку. И тут – бац, такой фортель, Стахов – адвокат. Не думал, что тебя смерть жены так поломает. Наши поговаривали, что ты мстить хотел, но не нашел Чигина.
Я вонзил отросшие ногти в ладонь, пытаясь удержать лицо. То, как походя Фиронов упомянул о смерти моих близких, явно было скользким желанием вывести меня из равновесия.
– Не нашел, – ответил я как можно спокойнее. – Потому и свалил из конторы. Профдеформация. Не мог беспристрастно на жмуров глядеть. Как здоровье твое?
– Профдеформация… – проворчал Фиронов. – Слово-то какое, умное, да бессмысленное. Здоровье мое не очень. Но я еще ого-го. Ты про Ксению пришел поговорить? Мне Леля звонила, предупреждала.
– Про нее. Есть что сказать интересного?
Фиронов пожал плечами, потянулся к бутылке и, скривившись, плеснул в стаканы алкоголь. Я свой вежливо взял, но пить не стал, согревая виски в ладонях, а вот Фиронов свою порцию заглотнул, не поморщившись.
– Да особенно нечего, – выдохнул он и слегка проморгался. – Девчонка обычная, со своими бзиками. Жила тихо, номеров не откалывала, с родителями не ссорилась, как все, одним словом. Парень был, тот самый Глебка Макаров. Чего не пьешь? Вискарь отменный.
Я сделал небольшой глоток и кивнул, мол, оценил.
– Рокотов полагает, что Глеб ее из окна вытолкнул, – негромко сказал я.
– Знаю. Шут их разберет, Стахов. Я за Ксенией не ходил. Она вообще от охраны отказывалась, да ей она особо