Мы будем вместе. Письма с той войны. Гавриил Яковлевич Кротов
Марина, жизнь столько била меня, столько я видел гадости, что я старался изменить её. Иногда это было донкихотство, а иногда… Да вот ты – моё сочинение. Знаешь, как больно было, когда от тебя не было долго писем. Смешно и глупо. Мне, 34-летнему, влюбиться в мечту, именно мечту, так как ты живая не смогла бы быть объектом моей любви. По годам, психологическому укладу (ведь за жизнь мою грязи ко мне пристало, я не любил её, но… а ты чиста от всего этого). Но факт, что сегодняшняя дрожь, выдавшая мою радость, – это плохой признак. Ну, это ерунда. Я могу не только взять себя в руки, но и за глотку.
Видите, как много я насплетничал на себя.
Да, Марина, жизнь меня не баловала, и, быть может, это спасает меня там, где гибнут мягкотелые. И вот, сидя в грязи, кушая из котелка, я пою и чувствую:
Звени бокалом, жизнь моя,
Гори, любовь и хмель…
И дальше:
Эх, только б мне не лечь сейчас
В морозную постель5.
Ты удивляешься, что меня интересует театр. Да ведь, друг мой, навязла в зубах вся эта передряга. Вот вчера я был у подполковника, начальника политотдела. Он вернулся из госпиталя после тяжёлой контузии головы. Узнал, что меня награждают третьим орденом, и позавидовал мне, а я – ему, что он побыл в Москве. Назвал меня дураком и обещал отпустить в Москву здорового. В Москве меня пугает строгость дисциплины. Ведь тут иногда и с генералом курить приходится. А я отвык от строевого тыла. Но постараюсь в Москве сделаться «гражданским». Только, Марина, веди в театр, как ты хочешь.
Получила ли ты мои письма и фото? Правда, я там мало похож на себя, это фото больше подходит в альбом уголовного розыска. Но о наружности хорошо сказано:
За дни боёв я стал их много старше,
Сам у себя я на глазах старел,
Когда в снегу по пояс шёл на марше,
Когда о ствол винтовки руки грел…
И ты собой мне заполняла душу.
Я сам теперь не вспомню, сколько раз
Я с жадностью хотел твои рассказы слушать,
Ловить тепло твоих лучистых глаз…
И я приду. Дым пороха, махорки,
Пыль городов и сказочную даль
Внесу на пожелтевшей гимнастёрке,
Где орденов багряная эмаль.
Ну, я, кажется, опять в книжность полез. Но что ж делать, если жизнь не так красива, как книги. Маяковский писал:
Надо жизнь сначала переделать,
Переделав, можно воспевать…6
Ну что ж, сколько хватает сил, я переделываю, как солдат, наших генералов, а петь, политотдел уверяет, что тоже надо. Ну, заболтался я. А бумаге конец. Но, Марина, запомни одно – твоя дружба мне необходима. Письмам рад и жду их.
Целую Галку. Привет твоим родителям (всё же имён я до сих пор не знаю). Привет Дее. Да хранит меня Аллах от медиков. А тебе я затрудняюсь, чем выразить своё чувство: руку пожать – охать будешь, поцеловать – рискованно, боюсь обидеть, а других способов не придумал. Ганя
Приписка
Ирландская застольная песня, на музыку Бетховена.
Из стихотворения «Сергею Есенину».