Штрафник, танкист, смертник. Владимир Першанин
Этот час ремонта, возможно, спас меня и экипаж. Вскоре мы наткнулись на отступающих бойцов. Многие были ранены. Потом отступающих стало больше. По улице бежали десятки людей.
– Куда? – высунулся я из люка.
– В жадницу, – шепеляво отозвался пехотинец с перевязанной челюстью. – Немец со всех сторон прет.
Взорвались подряд три мины, потом еще и еще. Осколок звонко щелкнул о крышку люка. Бойцы бежали, спасаясь от мин, в боковые узкие переулки. Их перехлестывал огонь горящих домов и сараев. Красноармеец, не раздумывая, нырнул в горящий проход, надвинув на глаза шапку. Второй замешкался. Взрыв подбросил и швырнул его на закопченный тающий лед. Мы промчались мимо. «Тридцатьчетверка» стояла посреди улицы без башни и догорала маслянистым, чадным от солярки пламенем. Это был танк нашей роты. Людей вокруг него я не увидел, если не считать сапога, торчавшего из-под башни.
Возле бугра закапывались в землю десятка два бойцов с противотанковыми ружьями. На вопрос, далеко ли немцы, неопределенно махнули руками, показывая в разные стороны. «Тридцатьчетверка» командира роты Антона Таранца стояла у кирпичного амбара, стреляя вдоль улицы и откатываясь после каждого выстрела за амбар. Впереди стояли два наших и один немецкий танк. Все три машины догорали. Снаряд врезался в жестяную крышу амбара. В разные стороны полетели скрученные куски жести, разбитые стропила и мелкий шлак. Мусором засыпало наш танк. Я выскочил и побежал к ротному.
– Леха, кругом мандец! – громко крикнул, видимо оглушенный, старший лейтенант. – Немецкие самоходки из-за каждого угла бьют.
– Куда стрелять?
– Там впереди «артштурм» прижух. Лупит точно в лоб.
– Может, обойти?
Антон с минуту раздумывал, потом крикнул, как глухому:
– Попробуй справа! По параллельной улице. Отсчитай два переулка и на углу хорошо оглядись. Может, в боковину его уделаешь.
На параллельной улице было сравнительно тихо. Бой здесь закончился. Пока ехали, насчитали не меньше полусотни трупов наших бойцов. Возле плетня лежала перевернутая пушка с оторванным колесом. Федотыч шел на средней скорости и по возможности объезжал погибших бойцов. Иногда не получалось, и гусеница накрывала мертвое тело. Слышался ощутимый хруст.
– Чего обижаться? – бормотал механик. – Вам все равно, а нам быстрее надо.
В узкой траншее, прорытой поперек улицы, торчали каски пехотинцев. Здесь укрепились остатки роты. Взводный лейтенант рассказал, что с утра атаковали трижды, пока не убили комбата и комиссара, а в ротах осталось человек по двадцать. Дали приказ держаться на этом рубеже и ждать подкрепления.
– Хорошо, что вы прибыли! Разведка, да?
– Разведка, – ответил я, оглядывая перепачканных сажей и землей молодых солдат.
– Два противотанковых ружья и два ручных пулемета. Долго они не продержатся.
– Здесь где-то стоит в засаде немецкий танк. Как бы глянуть? – спросил я.
– Стоит, сучара, – подтвердил