Война и Мир – 1802. Андрей Баранов
– вот мой конек! Нет, нет, я не подпишу, – отнекивался Павел, полный стремления сохранить свою власть и довести до конца реформы, невзирая на бедственное положение, в котором очутился.
– Вы мой пленник, государь! Вашему царствованию конец! Подписать немедля! – воскликнул Беннигсен и обнажил шпагу, являя собой поистине грозное зрелище.
На это однако Павел смял бумагу с текстом отречения, обозвал Платона Зубова неблагодарной и дерзкой тварью и даже ударил его. В ответ Зубов еще раз пояснил ему, что тот больше уже не император, и сейчас же ему стали припоминать решительно все несправедливости и притеснения, творимые им, а также ругать тираном и извергом.
– Казалось бы простые просьбы – а и тех ведь не исполнял, сатрап!
– Велел свет тушить в одно и то же время, а теперь еще и кричит! Нет, братец наш, пора и отвечать за свои указы! За круглые шляпы, за букли, за все!
– Ежели он спасется, то пропали наши головы – все будем на эшафоте! – закричали генерал Беннигсен и князь Яшвиль.
– Должно все кончить здесь, иначе быть междоусобице, если гатчинские придут ему на помощь, – неожиданно трезво заключил вдребезги пьяный граф Николай Зубов и достал из кармана массивную золотую табакерку, уже примериваясь, как бы засадить ею императору в висок.
– Нет, нет, лучше придушить его шарфом… Господа, у кого есть шарф?
Немедля нашелся и шарф – офицерский, из серебряной нити с черно-оранжевыми полосами, принадлежавший Аргамакову, и уже не замечая криков Павла и слабых попыток сопротивляться, его ударили табакеркой и начали душить, на что он кричал «пощадите, воздуху, воздуху», гибель его казалась неминуемой. Как вдруг судьба-злодейка, столь резво развернувшаяся к крепости Павла задом, неожиданно переменила свое решение и повернулась своей фасадной стороной.
Граф Г. с Морозявкиным, дрожа от страха, пробрались наверх, и увидели что дела императора плохи – крики, доносившиеся до них из спальни, укрепили их в это мысли. По пути им неожиданно попался еще более их трясущийся от страха князь Куракин.
– Ваше сиятельство, как, вы до сих пор здесь? – вопросил его граф весьма удивившись. – Я полагал что вы давно уже покинули дворец.
– Да как его покинешь, при таких-то делах! – слабым голосом отвечал Александр Борисович, стараясь держаться в тени коридора. – А вы тут зачем? Куда?
– Спасать императора! Это наш гражданский долг! – ответствовал ему граф Михайло, а Морозявкин, видимо не столь в том уверенный, лишь молча кивнул головою.
– Да вы ополоумели что ли? Кому он нужен? Его заботу об общественно благе никто уже не может вынести! Бегите пока целы!
– Никогда! Мы спасем его, во что бы то ни стало! – объяснил ему граф Г. и не слушая больше возражений лукавого царедворца отправился далее. Увидевши окровавленные тела подле царских покоев, и услышав голоса множества людей оттуда, Морозявкин и граф поняли что действовать надо скорее хитростью нежели силой. Вольдемар живо подпалил огнивом ближайшие портьеры