Юность Остапа, или Записки Коли Остен-Бакена. Михаил Башкиров
отощавшая кобыла отдала себя на съедение людям. Целую неделю продержалась экспедиция, оплакивая за завтраком, обедом и ужином довольно вкусную лошадь. Так пусть подвиг лошади Пржевальского не умрет в веках, пусть он возбуждает аппетит у новых, отважных, не щадящих себя исследователей!.. Наш уникальный памятник будет укором всем сытым и недалеким… А скульптора обязательно пригласим из столицы… Конечно, бронза и ваятель обойдутся недешево, но память благодарных потомков – дороже!
Сумму на увековечение героической кобылы собрали быстро и поручили Остапу приглашение столичной знаменитости.
Вдохновитель отправил восторженную телеграмму, где, между прочим, сообщал, что материалы и «натура» готовы.
Ответ последовал незамедлительно: «Выезжаю первым поездом зпт встречайте тчк».
Бендер снял под мастерскую самый ветхий сарай, провонявший вяленой воблой, и соорудил помост из ящиков.
Прибывший ваятель прямо с вокзала отправился делать эскизы к предстоящему шедевру.
Хитроумный Остап вывел на помост в качестве лошади-натурщика – меня.
– Коля Остен-Бакен, милый, не подведи, – шепнул командор и наградил меня стартовым пинком.
Я резво и проворно – то ли рысью, то ли галопом продефилировал мимо изумленного маэстро, старательно отбивая всеми четырьмя конечностями маршевый такт.
– Что же вы, уважаемый, не начинаете? – спросил Остап с укоризной в голосе. – Мы хорошо заплатим!
– Но… – сказал скульптор и тяжело опустил руки.
Я исполнил эту не совсем четкую команду и увеличил темп.
– Но! – опрометчиво повторил ваятель.
Ящики затрещали и начали угрожающее крениться.
– Голос! – приказал Остап.
Я сильно и вдохновенно заржал.
– Предсмертная мука, – объяснил Остап. – Прощание с родными и близкими.
Я повалился на спину и конвульсивно задергался, пуская обильную слюну.
– Так вы будете увековечивать скотину? Торопитесь, скоро отдаст концы.
– Я… Я…
– А что, вы видите здесь другого лепилу?
– Но натура… – ваятель попробовал урезонить разошедшегося юнца.
– Да, вы правы, видок у коняги затрапезный, и порода подкачала – всего лишь остен-бакенская. Грива, увы, потеряна в сражении с блохами, а хвост сам отвалился по неизвестной науке причине, копыта же украдены цыганами…
– Хва-а-а-а-тит! – завопила уязвленная знаменитость. – За такое издевательство я и копейки не возьму!
– И правильно сделаете, – сказал Остап строго вслед спешавщему на вокзал разгневанному творцу.
Еще не успел поезд отчалить от платформы, как столичный лепила был публично обвинен в срыве исполнения бронзового заказа и присвоении денег. Закончил Остап разоблачение убедительной просьбой не связываться с проходимцем, так как тот, по верным сведениям, имел дядю – сенатора, тетю фрейлину двора Его Величества – и двоюродного брата – жандармского генерала.
До сих пор иногда ржу ночами, когда бессонница…
А