Август и все его камни. Катя Заяц
ближе к людскому жилищу. Будто по команде псы повели носом и уставились на отропевшего гусака.
И понеслись.
Успев три раза проклясть деда, просрочившего лицензию на ружье, Август подхватил гуся и понесся к деревне. Позади слышно было лишь хриплое дыхание голодной матери и радостное тявканье щенят – этим оболтусам весело – но он не обманывался: псы, которых бросили хозяева и которые, как и эта стая, побирались по полям в поисках крыс или подстерегая в жатву хмельных от просыпанного зерна птиц, такие псы не боятся человека, нет, они его ненавидят и считают добычей. В боку закололо и, борясь с нестерпимым желанием упасть мордой в снег Август напомнил себе, что собака целит в горло и даже если дело обойдется укусом, дед не разорится на вакцину от бешенства – нет, он заварит ему чертову ромашку да заставит съесть ядовитого меда, того, что собирают с багульника. И ведро у изголовья поставит, чтоб не обблевал ковер.
Завидев стальные клинья забора он пообещал себе, что вернет брату украденное. Обязательно вернет, вот только добежит. Август подбежал к крытым шифером рядам дров и хотел было уже швырнуть псам притихшего гуся, чтобы выиграть время закрыть ворота, но тут навстречу своре выскочил волчонок, от которого щенки сразу попятились. Но Август не обманывался: мать голодной своры так просто не спугнешь, так что он пихнул добычу в руки калеке, что оторвался от чистки картофеля, и метнулcя в гараж за горелкой. Поболтал ей – немного керосина осталось – и выскочил на псов, поливая их огнем.
Волк увернулся от струи огня, да и псы не пострадали, но перепугались и умчались обратно в поля. Август, взмокший, потрепал волчонка по холке и запер за ними ворота. Во дворе у разрубочной колоды как раз с полуулыбкой занес топор над шеей прижатого гуся инвалид. Русые, неровно остриженные волосы, за которыми немощный обычно прятал лицо, взметнулись, обнажая белоснежную ухмылку.
Легко опустилось орудие: лезвие вошло ладно меж позвонков, ловко рассекая перья, кожу, мышцы и трахею. Яркий клюв распахнулся и Август заметил острый язычок, весь в пупырышках.
Калека отставил грязный топор и швырнул голову волчонку, который не бросился к добыче, но наоборот брезгливо отбежал, спрятавшись за ноги старшего. Август хотел было накричать на новенького, зачем он издевается, но отвлекся на змеиное скольжение пузырящейся горячей жидкостью белой шеи; он будто бы ждал, что шея сама извернется и примется в очередной раз чистить перышки.
Август скинул тушку в мятое ведро и побрел на кухню, где ошпарил кипятком тело. Когда он сел скоро выдирать мягкие перья, Август заметил странное пятно в глазу брата, севшего волком напротив и брезгливо сморщившего нос от запаха убитой птицы – обтерев о штаны руки Август раскрыл пошире веко и увидел дорожку лопнувших сосудов.
– Черт. Больно? – Август еле удержался от подзатыльника брату, который был неосторожен и поцарапал глаз; вместо этого положил ладонь на короткошерстную макушку.
– Опять блохастый будешь.