Крест в круге. Дмитрий Герасимов
наказания. Он боялся выпустить свою ладонь из ее руки. Навсегда.
– Имени Тельмана? – переспросил какой-то чумазый паренек на улице. – Это там… В желтом доме.
Через час Борис уже топтался под дверью, за которой о чем-то долго разговаривали его спутники со старшим воспитателем Валентиной Марковной. Минуты тянулись невыносимо долго. Его страшила неминуемая расправа со стороны ребят – участников сегодняшнего ночного приключения. Леша Смирнов уже дважды, будто случайно, проходил мимо него по коридорчику, останавливался и, озираясь по сторонам, шипел ему прямо в лицо:
– Пред-д-д-атель!
Вслед за Смирновым появлялся Толя Белый. Он, не останавливаясь, быстро проходил мимо Бориса, стараясь задеть его локтем или плечом, и бросал сквозь зубы раскатистое:
– Тр-р-р-ус!
Наконец дверь распахнулась, и Валентина Марковна строго кивнула:
– Григорьев, зайди.
Все убранство воспитательской состояло из старого потрескавшегося стола с причудливой, совершенно круглой настольной лампой, потертого, пропахшего кошками дивана и двух стульев, заваленных папками и бумагами. Одну из таких папок сейчас держала в руках Валентина Марковна.
На диване сидела Галинка с отцом, а у противоположной стены, присев на подоконник и обмахиваясь фуражкой, стоял черноволосый милиционер.
Воспитатель подтолкнула Бориса к дивану:
– Подойди, Боря. Познакомься: этого дядю зовут Максуд.
Галинкин отец привстал, волнуясь, вытер ладони о штаны и протянул ему свою большую смуглую ручищу:
– Здравствуй опять, йигит.
Боря не шелохнулся. Он с прежним испугом разглядывал бурые пятна на белой рубахе дяди Максуда, а перед глазами одна за другой вставали картины этой ужасной ночи. Ему показалось, что он даже опять услышал жуткий, душераздирающий крик умирающего животного.
– Дядя Максуд теперь… твой папа, – торжественно закончила Валентина Марковна и на всякий случай присела на корточки перед Борей. Тот недоуменно перевел на нее взгляд, словно постигая заново смысл этого короткого, но огромного и в обычное время такого желанного слова.
«У тебя теперь есть отец. У тебя есть семья!»
На секунду он замер и вдруг отпрянул назад:
– Он… делает пирожки из мертвых людей!..
В комнате воцарилась тишина. Присутствующие переглянулись. Милиционер у окна, усмехнувшись, провел рукой по мокрому лбу:
– Обычные городские бредни.
Галинка решительно встала с дивана и присела на корточки рядом с воспитателем.
– Как тебе не стыдно! – отчеканила она, взяв Бориса за плечи и сверкая ему в глаза своими солнцами. – Тебе, такому большому мальчику, – верить в подобную чушь! Мой папа… – она на мгновение запнулась и с гордостью поправилась, делая ударение на первом слове: – Наш папа – самый лучший, самый добрый, самый честный человек на всем белом свете!
Боря стоял в нерешительности, и в его глазах все еще дрожал испуг.
Милиционер отошел