Крест в круге. Дмитрий Герасимов
веревкой.
– «Арнаус», – прочитал он вслух надпись на приклеенной сбоку бумажной этикетке и вопросительно уставился на учителя.
– Архив национализированных усадеб, – машинально перевел тот. – Открывай, Боря. И выкладывай содержимое на стол с правой стороны в одну стопку.
Циклоп наблюдал, как мальчик пытается подцепить короткими тупыми ножницами прочный, ворсистый шпагат, и ему вдруг захотелось кричать:
«Боря! Борис! Мой дорогой мальчик! Неужели ты ничего не понял? Неужели ты не догадался, что мы с тобой сейчас – в том самом деревянном доме, о котором ты спрашивал меня с тревогой и о котором писал в своей заветной тетради в клеенчатом переплете?! Мы с тобой вдвоем, взаперти – в том самом месте, от которого ты меня пытался уберечь! В двух шагах от моей нелепой и страшной смерти, которую ты хотел опередить!»
Циклоп закрыл свой единственный глаз и тяжело вздохнул.
Боря между тем справился с бечевкой, разорвал слипшиеся картонные створки и извлек на свет первую стопку бумаг.
– Ух ты! – восторженно воскликнул он. – Глядите, Николай Давыдович! Здесь написано с твердыми знаками!
– Это не твердые знаки, а «еры», – устало пояснил Циклоп. – Была такая буква в русском алфавите до революции.
Он взял из стопки два верхних листа и разложил их в круге света.
– Ты как в воду глядел, Борис. Это – московские архивы.
Боря вынул из стопки еще несколько бумаг.
– Какие-то уведомления, – произнес он задумчиво. – «Милостивому государю… Георгию Петровичу».
– Это – циркулярные письма. Такие рассылались в огромных количествах земскими управами и городскими службами. Видишь: Георгию Петровичу напоминают о необходимости платить за электричество…
Борис засмеялся.
– Выходит, при царе тоже грешили коммунальными неуплатами? – Он весело стукнул кулачком по столу. – Эх, управдомов на них не было! Живо за газ и за свет научились бы платить вовремя!
Циклоп хмыкнул:
– Клади, Боря, эти бумажки вон туда, на тот конец стола. Это – «малозначительное», или «не представляющее интереса». Смотрим дальше…
Николай Давыдович развернул прошитый суровыми нитками альбом.
– Хм… Это – амбарная книга, которую обычно вела экономка. Сюда заносились все сведения о покупках и иных тратах. Вот смотри: «…две меры муки, три аршина черниговского сукна, рулон полотняной материи…»
Откуда-то сверху донесся едва различимый звук, как будто хрустнул ледок под чьим-то каблуком. Но Циклопу он показался оглушительным взрывом.
Боря оторвался от бумаг и с удивлением смотрел, как его учитель затрясся, словно в лихорадке, уставился на потолок, вскочил со стула, потом медленно сел на место и сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
– Вам… темно? – участливо спросил мальчик.
Циклоп в панике таращил на него единственный глаз.
– Мне? Темно? Пожалуй, мне темно. Мне очень темно.
– Нужно было еще лампу принести, –