.
торопился. Он мысленно подгонял время и в нетерпении шептал:
– Ну же… Ну…
Он не понимал, что делает, о чем думает, но вдруг сосредоточился на каком-то знаковом рубеже, на фатальном завершении цикла. И страдал в нетерпеливой решимости.
Циклоп ненавидел этот флирт между прицелом и мишенью. Он считал его занудством, бесконфликтным спором, нелепой драматической паузой. Он торопил смерть.
– Ну давай же… Давай! – почти крикнул он – и осекся.
Боря по-своему понял этот возглас и поспешно кинулся за очередной коробкой. На правой стороне стола между тем уже высилась внушительная стопка еще не разобранных документов, писем, журналов и книг. Работа двигалась медленно. Циклоп подолгу смотрел невидящим взглядом в какой-нибудь листок, вертел его в руках, а потом вдруг опять клал на прежнее место. Из нервного забытья его то и дело возвращал к действительности очередной вопрос:
– А это куда определить, Николай Давыдович? В «нужное»?
Циклоп моргал единственным глазом, шевелил губами и бормотал:
– В «нужное», Боря, в «нужное»… Впрочем, что это? Квитанция на дрова? Нет, ее – в «малозначительное»…
Он опять смотрел на часы, словно точно знал время трагедии, ждал его, а оно не спешило приходить.
– А вот смотрите… Рисунок. Акварель. Наверное, ребенок баловался.
– Какой ребенок? – спохватился Циклоп. – Покажи-ка… Да, похоже на детский рисунок. В «малозначительное», Борис.
– Почему? – возразил мальчик. – А вдруг это неизвестная работа Малевича?
– Малевич не работал в стиле примитивизма, – быстро и невнятно ответил Циклоп.
«Что за бред я несу? Какой Малевич? Какой примитивизм? Как это все далеко от меня! Да и не важно…»
– Глядите, Николай Давыдович, цацки!
Боря открыл плоскую картонную коробку и рассыпал ее содержимое перед учителем. По столу запрыгали медные пуговицы, стеклянные шарики и почерневшие от времени наперстки. В коробке также оказались ножницы, пилка для ногтей, латунный подхват для пирожных, щипцы для колки сахара и сломанная брошь.
– В мусор все это, – махнул рукой Циклоп.
Боря прыскал со смеху:
– Тут еще есть!
Он открыл другую коробку, похожую на первую.
– Здесь ключи какие-то амбарные… Перья… Пенсне сломанное… Ух ты, портсигар!
– Это визитница, – поправил Циклоп, которого тоже на мгновение развлекли старые и ненужные находки. – В них хранили именные карточки с фамилией и титулом.
– Она пустая. – Боря щелкнул крышкой. – Ой, смотрите: чернильница! Совсем, как наша «неразливайка»!
Неожиданно мальчик перестал улыбаться и испуганно замолчал.
Циклоп даже вздрогнул от вдруг наступившей тишины. Морозный холод скатился от сердца вниз – к животу, остудил колени и ступни.
«Оказывается, не пустое, когда говорят, что душа в пятки ушла».
– Ты чего вдруг затих, Борис? Я даже испугался.
Боря