Убийца из прошлого. Моника Кристенсен
вечером можно и пожертвовать. Других планов у него всё равно не было.
Когда советник губернатора ушёл, повисла неловкая пауза. Историк явно был не в своей тарелке. Они заговорили разом и смущённо улыбнулись.
– Ладно, ты первый, – сказал историк.
– Я вот думаю, ты правда веришь, что это дело для полиции? Почему ты, собственно, связался с Хьеллем? Мероприятие вполне могло пройти тихо и мирно – если бы ты никому ничего не сказал. Ты единственный считаешь, что один из участников не тот, за кого себя выдаёт. Думаешь, он опасен? Представляет угрозу для остальных?
Историк немного смутился.
– Не знаю, что и думать. Когда будет время, прочти старые рапорты пасвикского ленсмана. Увидишь – этот парень на мелочи не разменивался. Мы говорим об убийствах, и жестоких. Возможно, их было несколько, на это указывают рапорты. А потом – летом сорок первого – они внезапно прекратились. Я заинтересовался этим делом, потому что мои исследования показывают: гражданский сыск во время Второй мировой войны был делом нелёгким. Особенно в Финнмарке. Население Сёр-Варангера в то время едва ли достигало десяти тысяч. Но когда началась оккупация, в первые же несколько месяцев в Северную Норвегию было переброшено больше двухсот тысяч немецких солдат. Хуже всего дела обстояли в городах, в частности, в Киркенесе. А…
Историк оборвал себя на полуслове. Вздохнул.
– Прошу прощения, тема войны на севере очень меня интересует. Могу говорить об этом часами. А у тебя, конечно, совсем нет времени?
– Действительно нет, – улыбнулся Кнут. – А папку не одолжишь? Всего на один вечер? Верну обратно завтра прямо с утра.
– Конечно, бери. Хьелль Лоде прав: к встрече это дело никакого отношения не имеет. Так что бери. Только будь с документами осторожнее. Это ведь оригиналы – насколько мне известно, других копий нет. Я, конечно, всю стопку сфотографировал, только настоящих бумаг микрофильм не заменяет – у них есть свой запах, и ещё, знаешь, это особое ощущение от старой выцветшей бумаги, когда держишь её в руках.
Сотрудник Полярного музея начинал Кнуту нравиться. Ему импонировало внимание к деталям, в котором он узнавал себя. Внешнее же сходство ограничивалось самыми общими чертами: светлые волосы, средний рост, непримечательная внешность, возраст – тридцать с небольшим. Но по каким-то неявным приметам они друг друга опознали: ни с одним другим участником встречи Кнут бы не стал на прощание хлопать себя по колену и говорить: «Окей, тогда до вечера?»
Они состарились, приходится это признать. Такая мысль пришла в голову каждому, кто сидел у камина в холле отеля «Северный полюс» и пил кофе. Но дело было не только в этом. За последние пятьдесят лет неуклонно растущее качество жизни так поменяло повседневный уклад, что и сами они изменились, стали другими. И всё-таки в каждом оставалось что-то от того молодого шахтёра, которым он был когда-то.
Живой и языкастый Тур Олуфсен, который едва не погиб во время бомбардировки «Исбьёрна» и «Селиса», рвался в город искать знакомых, а на