Город неба. Катя Капович
уклониться,
сойти с подножки на пустой вокзал.
Но в месте, где перебегал ты шпалы,
вытягивая кирзовый носок,
над грязным снегом радуга дрожала
то голубым, то красным поперек.
«Пусть будет улица пустая…»
Пусть будет улица пустая,
в прямом асфальте колея,
когда сойдет навек с трамвая
любовь нетрезвая моя.
Поэт неизданных всех книжек,
он слово важное берет,
что в мире есть свобода свыше,
что на работу не пойдет.
Вытряхиваем все монеты,
свободу знай да понимай —
одна судьба, другой ведь нету,
когда с трамвая на трамвай.
И дальше ехать к Боре, к Оле,
с бутылкой, с банкой «иваси».
На свете только свет и воля,
другой работы не проси.
«Ветер подул, ветер подул…»
Ветер подул, ветер подул,
вот и кончается месяц июль,
с желтой акацией, с белой
над головой очумелой.
Ветер подул, всё унес в небеса,
будет гроза, будет гроза,
будет и кончится скоро,
мчат по бульвару моторы.
Счастье и горе идут налегке,
что на уме, то и на языке,
том, на котором сказалось:
было, горело, промчалось
«За дровами утром едем – мать…»
За дровами утром едем – мать,
мой отец и я. Так детство снится,
что бесцельно правду отличать
от картин, налипших на ресницы!
Заносило с ночи общий двор
с синею укатанной тропою,
пахло деревянною смолою.
Родина так пахнет до сих пор.
Белая река и темный лес
рокируются в оконной раме.
Собирались утром за дровами,
жизнь прошла. Приехали, отец.
«Я уеду в тот северный город…»
Я уеду в тот северный город
у подножия белой горы,
где прохожего поднятый ворот
за дорогою прячут дворы.
Там дома скалят зубы заборов,
ударяет подковою дверь
без ведения переговоров,
и гуляет река, словно зверь.
Разливается, рвется за сваи:
мимо, мимо, чужой, проходи.
А пройдешь, оглянешься – такая
красота – холодеет в груди.
«Густых следов тропинка…»
Густых следов тропинка,
обледенелый двор.
Он отмытарил ссылку,
психушку перетер.
Он – за серьезный повод,
я – за слова мои,
но, поравнявшись, ворот
равно поднимем мы.
Его возьмет оврагов
обледенелый снег,
а я пойду и гадов
не позабуду тех.
Зимняя элегия
Я помню серый двор в сырой зиме,
там, где огней и света было мало,
лишь муть контор да снег летел во тьме
в моем окне, открытом как попало.
В