Потоп. Генрик Сенкевич
успели еще отзвучать эти зловещие слова, как пан Гарасимович исчез за дверью с такой быстротой, точно сквозь землю провалился, и рыцари остались сидеть в унынии, придавленные тяжкими вестями.
– С ума можно сойти! – крикнул наконец Володыёвский.
– Это ты верно говоришь, – поддержал его Станислав. – Хоть бы уж Бог дал войну, войну поскорее, чтобы не теряться в догадках, чтобы душу не брала унылость, чтобы только сражаться.
– Придется пожалеть о первых временах Хмельницкого, – сказал Заглоба, – были тогда у нас поражения, но, по крайности, изменников не было.
– Три такие страшные войны, когда у нас, сказать по правде, и для одной мало сил! – воскликнул Станислав.
– Не сил у нас мало, а пали мы духом. От подлости гибнет отчизна. Дай-то Бог дождаться здесь чего-нибудь лучшего, – угрюмо проговорил Ян.
– Я вздохну с облегчением только на поле боя, – сказал Станислав.
– Поскорей бы уж увидать этого князя! – воскликнул Заглоба.
Его желание скоро исполнилось, – через час снова явился Гарасимович, кланяясь еще униженней, и объявил, что князь желает немедленно видеть гостей.
Рыцари были уже одеты и потому тотчас собрались к князю. Выйдя с ними из арсенала, Гарасимович повел их через двор, где толпились военные и шляхта. Кое-где в толпе громко обсуждали те же, видно, новости, которые рыцарям принес подстароста заблудовский. На всех лицах читалась живая тревога, какое-то напряженное ожидание. Отчаянно размахивая руками, гремели в толпе витии. Слышались возгласы:
– Вильно горит! Вильно спалили! Одно пепелище осталось!
– Варшава пала!
– Ан нет, еще не пала!
– Шведы уже в Малой Польше!
– В Серадзе им дадут жару!
– Нет, не дадут! Пойдут по примеру Великой Польши!
– Измена!
– Беда!
– О, Боже, Боже! Не знаешь, куда руки приложить да саблю!
Вот какие речи, одна другой страшнее, поражали слух рыцарей, когда они вслед за Гарасимовичем с трудом протискивались сквозь толпу военных и шляхты. Знакомые приветствовали Володыёвского:
– Как поживаешь, Михал? Плохо дело! Погибаем!
– Здорово, пан полковник! Что это за гостей ты ведешь к князю?
Чтобы не задерживаться, пан Михал не отвечал на вопросы, и рыцари дошли так до главного замкового здания, где стояли на страже княжеские янычары в кольчугах и высоченных белых шапках.
В сенях и на главной лестнице, уставленной апельсиновыми деревьями, давка была еще больше, чем во дворе. Тут обсуждали арест Госевского и кавалера Юдицкого; все уже открылось, и умы были возбуждены до крайности. Все диву давались, терялись в догадках, негодовали или хвалили князя за прозорливость; все надеялись, что сам князь раскроет загадку, и потому потоки людей текли по широкой лестнице наверх, в залу аудиенций, где князь в эту минуту принимал полковников и знать. Драбанты, стоявшие вдоль каменных перил, сдерживали напор, то и дело повторяя: «Потише, потише!» – а толпа подвигалась