Королевская шутиха. Филиппа Грегори
ответила ей Мария. – Ты живешь при свободном дворе. Выбор зависит только от тебя.
Елизавета колебалась.
– Я нуждаюсь в наставлении, – сказала она. – Может, ты порекомендуешь мне что-нибудь для чтения? Или позволишь поговорить с твоим духовником? Я очень многого не знаю. Помоги мне, сестра. Наставь на путь истинный.
Ей было невозможно не поверить. Щеки Елизаветы раскраснелись и блестели от слез. Королева тихо подошла к ней и столь же тихо опустила руку на склоненную голову. Елизавета вздрогнула.
– Прошу тебя, сестра, не сердись на меня, – услышала я ее шепот. – Теперь я одна на всем свете. У меня никого нет, кроме тебя.
Мария коснулась ее плеч и подняла на ноги. Елизавета была на полголовы выше, но сейчас она держала голову склоненной, чтобы не встречаться с глазами старшей сестры.
– Ах, Елизавета, – прошептала королева. – Если бы ты исповедовалась в своих грехах и обратилась к истинной церкви, я была бы очень счастлива. Если я никогда не выйду замуж и если ты займешь престол после меня и тоже будешь королевой-девственницей, представляешь, какое государство мы могли бы построить вместе с тобой? Я верну Англию к истинной вере, а ты придешь мне на смену и сохранишь ее под властью Бога.
– Аминь, да, аминь, – прошептала Елизавета.
В ее голосе было столько радостной искренности, что я по-новому ощутила знакомое с детства слово. Сколько раз я стояла на мессе и шептала «Аминь», но каким бы прекрасным ни было это слово, только сейчас я прочувствовала его величие и силу.
Для королевы Марии наступили нелегкие дни. Она готовилась к своей коронации в Тауэре, где, согласно традиции, короновались английские короли. Но сейчас Тауэр был полон заключенных туда предателей, которые всего несколько месяцев назад делали все, чтобы не допустить ее на трон.
Советники королевы, в особенности испанский посол, рекомендовали ей разом казнить всех, кто был замешан в мятеже. Если их оставить в живых, они не успокоятся и снова начнут плести заговоры. А мертвых их быстро забудут.
– Я не хочу обагрять свои руки кровью глупой девчонки, – сказала Мария.
Джейн Грей написала ей покаянное письмо, клянясь, что очень не хотела вступать на престол, но была вынуждена подчиниться нажиму герцога.
– Я знаю несчастную Джейн Грей, – сказала Мария, обращаясь к другой Джейн – Дормер.
Разговор происходил вечером. Музыканты вяло водили смычками по струнам, а придворные зевали, дожидаясь, когда можно будет отправиться спать.
– Я знаю ее с детства. Не настолько хорошо, как Елизавету, но тем не менее знаю. Она – убежденная протестантка, и все ее ученые занятия были посвящены этому. Ей бы надо родиться мужчиной. В ней нет ничего женского. Зато в своих убеждениях она отличается ослиным упрямством и грубостью францисканцев. Мы с нею сильно расходимся в религиозных вопросах, однако у нее совершенно нет мирских амбиций. Она сама никогда бы не поставила свое имя впереди наследников, названных моим отцом. Она знала, что после смерти Эдуарда королевой стану я, и не стала бы этому противиться. Этот