Миф о человеке в сером котелке. А. Дж. Бэзил
листе. Так он точно не потеряется, тем более что рукопись пока что остается у меня.
Он поспешно склонился над столом и достал из нагрудного кармашка дорогую авторучку в золотой оправе. Заметив мой удивленный взгляд, смущенно объяснил:
– Это мне дядя подарил, для автографов…
Я с трудом подавил вздох отчаяния. Мелким корявым почерком он нацарапал рядок цифр и повернул ко мне обратно листок.
– Вот и все.
– Удачи.
– Счастливого Рождества, мистер Сторнер, – обернулся он уже у порога и быстро вышел.
Хлопнула дверь. Я посмотрел на нее и вздохнул. Еще одна потерянная душа спасена. Хотя бы до праздников. За окном уже давно опустились сумерки и густой, черной тенью ложились в комнату, проникая сквозь занавеси и льющийся золотой свет. Если посмотреть в окно – там одна темнота, словно кто-то опустил черный занавес и отрезал этот маленький кабинет от внешнего мира. Сюда даже не пробивался обычный оживленный уличный шум.
Немного помедлив, я снова открыл ящик, уже другой, и вытащил свою работу. Предложение было закончено на середине. Когда ты писатель – обычно ты пишешь дома, но раз такая работа, которая занимает все время – приходится эти две вещи совмещать, и не всегда с выгодой для первой. Мысли не шли в голову, и там было так же пусто, как и везде в этом мире. Да и как можно сосредоточиться в такой обстановке, какие силы могут остаться после дня изнурительной работы. Клерк… Что ж, этот парень совершенно точно выразился. Я именно клерк, работающий каждый день с рутинной работой, имеющий такие же рутинные обязательства, как вот объясняться с подобными «непризнанными гениями». Только вот отношусь я к тому разряду клерков, которые считают свою работу чем-то выдающимся и жестоко обманываются тем, что делают ее на благо обществу, которому наплевать и на тебя и на твою работу. Нынешний наш девиз – Безразличие. Его можно встретить на каждой улице, на каждом лице, оно протянуло свои тленные пальцы во все уголки Города, оставило свой сыпучий след в каждой душе; оно хорошо замаскировалось под маской оживления, сплошной суеты, стремления куда-то и зачем-то. Люди бегут от него, чтобы за топотом шагов не слышать его холодного бесчувственного дыхания. Но оно стоит у них за спиной и усмехается страшно и жестоко. И лишь немногим дано такое проклятие – увидеть его. Увидеть, чтобы никогда потом не забыть.
Я, должно быть, просидел так с двадцать минут, не написав ни строчки; потом поднялся и, подойдя к стоящей в углу вешалке, снял свое пальто. Соблюдая известную осторожность, открыл дверь, глядя на великолепную сверкающую гирлянду, которая вот-вот грозила свалиться мне на голову, и остановился на пороге, придерживая дверь ногой и пытаясь просунуть руки в рукава.
Миссис Марчел, моя секретарша, подняла голову.
– Мистер Сторнер? Вы уже уходите?
– Боюсь, что да. Приготовьте мне на завтра все бумаги по конференции.
– Хорошо. Еще что-то?
– Да, – упрямый рукав никак не хотел натягиваться, и мне пришлось сделать усилие, чтобы подавить начинавшее подниматься раздражение. – Сток ничего не говорил на счет рисунков?
– Они будут у вас завтра на столе с утра.
Я