Майя, которая жила у старого маяка. Марта Юрьевна Хромова
отвечает. Ошибка номер три – пытаться показать, что ты «выше этого».
Девушка проходит мимо нас, она не опускает голову и не прячет глаза, а наоборот рассматривает лица. Но не в поиске поддержки, не заискивая, а с каким-то абсолютным безразличием. И от этого неловко. В ее взгляде что-то лисье, серые глаза холодные. Мне становится яснее ясного, почему злится Иванцова. Не скажу за всю деревню, но я вряд ли когда-либо встречала человека красивее.
Музыка затихает совсем. Директор подходит к микрофону и прокашливается. – Сегодня, в этот светлый праздничный день…
Я знаю, что он на девяносто девять процентов скопирует речь предыдущего года.
– …мы приветствуем как наших будущих выпускников, так и тех, кому только предстоит сделать свои первые шаги на этом важном пути!..
Почти не слушая, пытаюсь боковым зрением разглядеть новенькую, потому что пялиться откровенно стыдно. Ларион склоняется к моему уху.
– Ей пиздец? – говорит он мрачно.
– Ей пиздец.
– Но это не наше дело?
Я качаю головой. – Совершенно не наше дело.
И это так. Меня не волнуют классные перипетии и интрижки. Любимый совет бабушки «Не тычь носа в чужое просо» еще ни разу не подводил. Я зачем-то повторяю поговорку в уме несколько раз, как мантру.
Маяк 3.
Мы идем в центр пешком. Жара не спадает, но на нашей стороне улицы каштаны отбрасывают плотную тень. Впереди Иванцова и компания, я и Ларион – чуть поодаль.
– Все равно не понимаю, почему нас вдруг позвали, в честь какого такого парада планет, – бубню я тихо. Лена, Эдик, Ира и все, кто может завоевать их расположение, по пятницам или в праздники ходят в «Двойной донат». Это единственная в городе кофейня, где есть латте с десятью видами сиропа, и кофе наливают в красивый пластиковый стакан с трубочкой. Отец Лены имеет общие дела с владельцем «Доната», по крайней мере по ее словам, поэтому их компашке делают скидки. Мы с Ларионом никогда не были достаточно хороши, чтобы нас туда приглашали.
– Да чего ты гундишь, как бабка? – Ларион улыбается встречным прохожим и выглядит счастливым. – Ты не понимаешь. Детский сад кончился, больше никаких соревнований, кто круче. Мы взрослые люди, улавливаешь? Нам всем в этом году исполняется восемнадцать. И только ты ищешь второе дно.
Солнце успевает напечь голову, пока мы переходим площадь Ленина и за спиной вождя снова укрываемся в тени каштанов. Кафе начинается с уютного белого крыльца и большой вывески, где каждая буква «О» в названии выполнена в форме доната с нежно-сиреневой глазурью. Внутри работает кондиционер, и мы словно ныряем в море после тяжелого душного дня. Лена семенит впереди всей компании, бросает сумочку у окна и подмигивает бариста. Молодой парень с прической а-ля Эдвард Каллен машет в ответ, как старой знакомой.
Пробежав глазами по ценам, надеюсь, что успею занять место, и никто не заметит, что я ничего не купила. К несчастью, белозубый «Эдвард Каллен» успевает спросить, что же сделать «девушке в очках» – эспрессо, каппучино, латте?
«Хуятте», –