Око Судии. Р. Скотт Бэккер
внимательно следила за выражением его лица. Дымок от масляной лампы разбивался о его волосы. Свои слова она произнесла как шутку, но из-за этого пристального взгляда они прозвучали вопросительно.
Майтанет улыбнулся и кивнул.
– Сейчас, когда ушел мой брат и его рыцари, все угольки, которые мы не затоптали во время Объединения, снова разгорятся пламенем.
– Осмелился Нел-Сарипал, осмелятся и другие?
– Никаких сомнений.
Эсменет нахмурилась.
– Значит, наша главная забота – уже не Консульт? Ты это хочешь сказать?
– Нет. Только то, что нам надо раскинуть сети шире. Подумай о войске, которое собрал мой брат. Лучшие сыны десятка народов. Величайшие волшебники всех школ. Голготтерат ничто не спасет, разве что воскреснет Не-Бог. Единственная надежда Консульта – раздуть угли, ввергнуть Новую Империю в беспорядки, а то и полностью свалить ее. У айнонцев есть пословица: «Коли руки у врага крепки, хватай за ноги».
– Но кто, Майта? Было столько крови, столько огня – кому достанет глупости поднять оружие против Келлхуса?
– Эсми, колодец, откуда берутся дураки, неисчерпаем. Ты прекрасно знаешь. Можно предположить, что на каждого Фанайяла, который выступает против нас открыто, есть десять, которые скрываются в тени.
– Пока они весьма осторожны, – ответила она. – Я не уверена, что мы устоим против десятерых Фанайялов.
Двадцать лет назад Фанайял входил в число самых хитрых и убежденных их врагов в Первой Священной войне. Хотя язычники Кианской империи первыми пали к ногам аспект-императора, Фанайял каким-то образом смог избежать судьбы своего народа. По сообщениям Финерсы, песни о подвигах Фанайяла добрались до самого Галеота. Судьи уже сожгли на костре добрый десяток странствующих менестрелей, но песни продолжали распространяться и сочиняться с упорностью эпидемии. «Разбойник-падираджа» – так его называли. Одним своим существованием этот человек безмерно замедлил обращение в новую веру старых фанимских провинций.
Некоторое время шрайя и императрица шли молча. Они забрели в Аппараторий, где располагались жилые помещения старших чиновников дворца. Залы здесь были не такие просторные, зеркально отполированный мрамор сменился более дешевыми каменными плитами. Многие двери были приотворены, и из-за них доносились звуки безыскусной и спокойной жизни. Нянька пела колыбельную ребенку. Матери сплетничали. Те немногие люди, что встретились им в зале, буквально разинули рот, прежде чем броситься лицом на землю. Одна мамаша остервенело дернула за собой на пол рядом с собой сынишку, мальчика с оливковой кожей, года на два-три младше близнецов. Эсменет услышала его плач, скорее, утробой, нежели ушами, как ей показалось.
Она остановила Майтанета, схватив его за руку.
– Что, Эсми?
– Скажи мне, Майта, – неуверенно проговорила она. – Когда… – она закусила губу, – когда ты… смотришь… мне в лицо, что ты видишь?
Мягкая улыбка пошевелила косички его бороды.
– Так