Законодатель. Том 2. От Анахарсиса до Танатоса. Владимир Фадеевич Горохов
что-то дельное, неповторимое, ценное и полезное. Надо всего лишь дать ему возможность поискать такое и своевременно высказаться. Необходимо проявить в этом деле большое терпение. Мисон, разумеется, предлагал советы, если сам был прочно убеждён в их полезности. Лишнего и непродуманного он никогда не советовал и даже не пытался подобное делать. Он всегда старался быть предельно кратким. Не потому ли Солон часто называл Мисона «лаконцем мысли». Анахарсиса порой называл «скифским соловьём», изредка «орлом степей». Мисон всегда старался оставаться незамеченным. Образно говоря, находился в тени. Анахарсис, наоборот, везде стремился быть увиденным, услышанным, понятым и незабываемым. Его подмывало начертать на чём-нибудь – «тут был Анахарсис».
Анахарсис по сравнению с Мисоном был нетерпелив, суетлив, излишне поспешен. Ему хотелось постичь всё и немедля.
Его острый язык порой опережал мысль, а иногда усердствовал и безо всякой мысли, о чём он не раз позже жалел. Но, что делать, он таков, каков он есть. Видимо иного Анахарсиса не могло быть. Чего Анахарсис от всех не скрывал, так это того, что он является учеником Солона и скифом. Более того, он иногда, изрядно приняв вина, требовал, чтобы его по праву считали первым учеником афинского мудреца. Мисон, Феспид и прочие – это второй ряд, а он, скифский царевич – в первом ряду Соло новых учеников. Был ли в этом какой-то скрытый замысел – сказать трудно. Но этому утверждению он был верен до последнего часа своей жизни.
Мисон был человеком величайшего терпения. Его выдержке и хладнокровию мог бы позавидовать сам Зевс, а не то, чтобы Анахарсис или даже Солон. На всех, кто общался с ним, он производил неизгладимо сильное впечатление. Можно сказать, что критянин беспрестанно и неизменно пребывал в состоянии атараксии, демонстрируя невозмутимость, спокойствие духа, терпение, сдержанность и благоразумие. Со временем многим казалось, что иным образом Мисон и не умеет себя вести. Сам же он утверждал, что стремящийся к мудрости обязан себя вести именно так. Раздражительность, нетерпеливость, распущенность, страх, бесстыдство, наглость боялись Мисона. Торопливость, чванство, зависть, трусость, неуважительность, подлость – так же напрочь обошли его стороной. Всем бедам, выпорхнувшим из ящика Пандоры, Мисон был не по зубам. Он словно бы не замечал их, а они над ним не обрели ни малейшей власти; покружили, пожужжали, поскрипели, возмутились его спокойствием и подались прочь. «Мисон – Бог спокойствия», – как-то сказал о нём Анахарсис.
Критянин никогда не спешил. Он всё и всегда делал соразмеренно, спокойно, основательно, без суеты. Его способность не торопиться, не спешить, при этом успевать делать многое, часто выводила из себя Анахарсиса, который как раз наоборот всегда спешил и призывал к этому же Мисона.
– Критянин, – взывал он к нему, – жизнь проходит, а ты не спешишь ею насладиться. Так и состаришься быстро, не познав достаточного, или хотя бы необходимого. Медлительность убивает в человеке все творческие силы!
– Скорее