Дорога тайн. Джон Ирвинг
к охоте.
– Зачем стрелять в живых существ? – спрашивал он отца.
Собака тоже не любила охоту. Лабрадор-ретривер, она по оплошности еще щенком упала в соседский бассейн и чуть не утонула; после этого она стала бояться воды, что ненормально для лабрадора. Так же «ненормально», по неколебимому убеждению отца-диктатора Эдварда, было то, что охотничья собака, которая по самому названию породы должна находить и приносить[13], ничего подобного не делала. (Не приносила ни мячик, ни палку – не говоря уже об убитой пернатой дичи.)
– А что случилось с лабрадором, который к тому же ретривер? Разве «ретривер» не означает, что собака должна искать и приносить добычу? – обычно спрашивал жестокий дядя Эдварда по имени Йен.
Но Эдвард любил неретриверного ретривера, то есть ничего не находящего и не приносящего, никогда не плававшего «лабика», и славная собака обожала мальчика, они оба были «трусоваты», по суровому умозаключению отца Эдварда Грэма. В глазах юного Эдварда брат его отца – задиристый дядя Йен – был злобной скотиной.
Это все присказка, без которой не понять, что произошло дальше. Отец Эдварда и дядя Йен охотились на фазанов; они вернулись с двумя убитыми птицами и ввалились на кухню через дверь гаража.
Все случилось в их доме в Коралвилле, в то время – отдаленном пригороде Айова-Сити. Эдвард, с окровавленным лицом, сидел на кухонном полу, где, как им померещилось, никогда ничего не находившая и никогда не плававшая лабрадорша грызла мальчика, начав с головы. Мужчины ворвались на кухню с чесапикским ретривером дяди Йена, подружейной собакой – кобелем агрессивного нрава, дурным и непредсказуемым.
– Гребаная Беатрис! – заорал отец Эдварда.
Грэм Боншоу назвал лаборадоршу Беатрис – самым насмешливым женским именем, какое только мог себе представить; дядя Йен сказал, что это имя подходит собаке, которую следует стерилизовать – «чтобы она не размножалась и не ухудшала благородную породу».
Двое охотников оставили Эдварда сидеть на кухонном полу, а сами вывели Беатрис на улицу и застрелили на подъездной дорожке.
Вряд ли кому хотелось услышать такую историю от Эдварда Боншоу, когда он в своей дальнейшей жизни, указав на L-образный шрам на лбу, говорил с обезоруживающим безразличием: «Если вам интересно узнать про мой шрам…» – и в результате излагал сюжет жестокого убийства Беатрис, собаки, которую обожал юный Эдвард, собаки с самым чудесным, какой только можно себе представить, нравом.
И все эти годы, вспомнил Хуан Диего, сеньор Эдуардо хранил симпатичную маленькую игральную кость от маджонга, навсегда отметившую его светлый лоб.
Что было причиной этого кошмарного воспоминания, связанного с Эдвардом Боншоу, которого так горячо и навсегда полюбил Хуана Диего? Может, несерьезная ссадина на его лбу от полотенцесушителя, которая наконец перестала кровоточить? А может, слишком короткий перелет из Гонконга в Манилу, не позволивший Хуану Диего спокойно поспать? Хотя это был отнюдь не короткий перелет,
Ретривер (от