Лилии полевые. Царь из дома Давида. Три года в Священном городе. Джозеф Г. Ингрэм
с каирским караваном, я сообщила тебе, что рабби Амос, пользуясь временем, свободным от службы в храме, задумал предпринять свою ежегодную поездку к пшеничному полю близ Иерихона. Он заведует, как опекун, землей наследников воина Манассии, из колена Веньяминова, который был убит при взятии римлянами Иерихона. А так как он хотел поблизости от Иерихона посетить Иорданского проповедника, то Мария и я просили его взять нас с собою, и он согласился. А Иоанн, друг Марии, в это время был в Галилее на озере, где он помогал своему брату Иакову и отцу справлять лодку для рыбной ловли; было условлено, что он встретится с нами в Гилгале и будет сопровождать нас в пустыню, так как он все это время только и думает об Иорданском пророке и не видеть его несколько дней было бы лишением для Иоанна.
Дорога от Иерусалима до Иерихона в последнее время стала небезопасною из-за нападений разбойничьей шайки под предводительством известного Вараввы, который год тому назад затеял восстание против римлян, но был разбит ими, и шайка его рассеялась по горам близ Мертвого моря; но, побуждаемые голодом, сподвижники его стали грабить караваны, а когда началось и усилилось движение народа в пустыню к Иорданскому пророку, разбойники стали нападать и на партии путешественников, отбирая у них запасы провизии и деньги. Ввиду этого рабби Амос согласился на любезное предложение молодого центуриона сопровождать нас; тем более что тому поручено было Понтием Пилатом очистить от разбойников дорогу от Иерусалима до Иерихона, так как недавно еще эти разбойники напали на римских курьеров и нескольких из них убили. Гордость рабби Амоса страдала от этой вынужденной охраны под римским оружием среди белого дня и на его родной земле. Но увы! – не осталось больше из рода Авраама никого, кто бы мог поддержать и защитить нас. Нам остается только смиренно склонить наши головы под игом, возложенным на нас Господом.
Мы встали рано на заре и стали готовиться в путь. Два темнокожих гаваонитских раба дяди Амоса привели во двор мулов для нашего путешествия, украшенных дорогой сбруей и роскошными седлами, покрытыми вышитой персидской тканью. Два мула, предназначенные только для дорожных запасов, были скоро нагружены. Один был навьючен только вещами Марии и моими, которые нам казалось необходимым взять с собою, и рабби Амос с улыбкой заметил, что у нас товаров не меньше, чем при добром караване дамасского купца.
На восходе солнца мы преклонили колени на крыше нашего дома, обратясь ко храму с утреннею молитвой, присоединив ее к восходящим в небеса клубам жертвенных фимиамов. Затем мы сошли во двор, где нас ждали мулы, и стали усаживаться. Тут же дожидался и сильный, коренастый мул дяди Амоса. Хотя центурион и прислал ему великолепного персидского коня, но рабби предпочел своего мула, говоря, что он и в юности своей не доверялся такому опасному животному, как лошадь, и теперь, в свои преклонные лета, не рискует отважиться на такое опасное предприятие.
Усевшись на мягких подушках наших седел и спустив покрывала, мы с нетерпением ждали появления центуриона с его конвоем. Но вот прибежал посланный им нумидийский101 раб и, упав ниц перед рабби Амосом, сказал, что центурион
Нумидийский – житель Нумидии (область в Северной Африке, между Средиземноморским побережьем и пустыней).