Царь Алексей Михайлович. Александр Боханов
высшей властной прерогативы, ни государство. В отличие от Западной Европы, русские не знали ни «священного» государства, ни «священного» правителя. Титул «pontifex maximus»[9] («верховный первосвященник») применительно к сюзерену был невозможен[10]. Определение «Святая Русь», вошедшее в обиход в XVI веке, относилось не к государству как к таковому, а к «земле». Русские богословы-интеллектуалы («книжники»), как и православные миряне, всегда разграничивали произведение Божие («земля») и творение рук человеческих – «государство»…
Самосознание Царя Алексея Михайловича отражало преданность самодержавному идеалу – правлению полноправному, нераздельному, но вместе с тем ограниченному Волей Божией, церковной традицией и святым христианским преданием. Он был истинным Самодержцем: монархом полностью суверенным в делах внутренних и внешних. Однако, вопреки расхожим утверждениям секулярной науки, «самодержавие» не было тожественно западноевропейскому «абсолютизму». Царь Православный полностью и безропотно являлся «рабом Всевышнего». Эта грань, подчеркивающая вассалитет царя земного по отношению Царя Небесного, – есть качественное отличие «самодержавия» от обычного «всевластия» или абсолютизма. Самодержец не сомневался, в том его убеждала христианская мудрость, что «сердце царево в руце Божией»[11].
Алексей Михайлович в полной мере осознавал свою Царскую миссию как духовно-подвижническую. В послании своему сподвижнику князю Н.И. Одоевскому (1602–1689) в 1652 году Самодержец выразил сокровенное, признавшись, что молится ежедневно Всевышнему, чтобы Господь Бог даровал бы «людей Его рассудить в правде, всех равно»[12].
Правда Божия – вот смысл, путь и ориентир для человека, но и для государства. В подобных сентенциях слышится и отголосок мечтаний Первого Царя Иоанна Грозного о превращении Руси в обитель христианского-монастырского благочестия, но вместе с тем и голос духовного пастыря.
Царь Алексей первым из русских правителей гласно провозгласил защиту Вселенского Православия от притеснений иноверцев не только как сокровенное чаяние своей души, но и как высшую установку царского служения. В 1656 году перед лицом Антиохийского Патриарха (1647–1672) Макария произнес: «Я боюсь, – говорил Царь, – что Всевышний взыщет с меня за них (гонимых православных. – А.Б.), и я принял на себя обязательство, что, если Богу будет угодно, я принесу в жертву свое войско, казну и даже кровь свою для их избавления»[13]. Подобный обет – наглядное проявление вселенского мироощущения вождя Третьего Рима.
При Алексее Михайловиче наблюдалось расширение и углубление торговых и дипломатических связей России с внешним миром. При этом власть неукоснительно отстаивала национальные интересы, в том числе и коммерческие. Таможенный (1653) и Новоторговый (1667) Уставы защищали купцов от иностранных конкурентов. Отражением новых тенденций в русской жизни стало приглашение на службу в Россию иностранных
Буквально переводится как «Великий строитель мостов».
Римские Императоры до конца IV века, как верховные жрецы, носили титул Pontifex maximus. Упраздненное императором Грацианом (375–383), это звание было унаследовано римскими епископами («папами») вместе с другими императорскими властными функциями. Титул Великого Понтифика, впервые принятый Папой (590–604) Григорием I Великим, папы носят и поныне. До сих пор этот старый императорский титул красуется при входе в собор Святого Петра в Риме.
Письма и послания Царя Алексея Михайловича // Самодержавное Царство первых Романовых. М., 2004. С. 170.
Письма и послания Царя Алексея Михайловича // Самодержавное Царство первых Романовых. М., 2004. С. 162.
Путешествие Антиохийского Патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном архидиаконом Павлом Алеппским. М., 2005. С. 527.