Птица навылет. Юрий Абросимов
закричал он. – Не-ет. Не на-а-до-о-о!
И побежал опрометью, не разбирая дороги.
И куда, скажите на милость, бежать теперь, и зачем? Какая теперь Рыба – Ипата потеряли! Как же теперь без Ипата?..
Жгучие слёзы застилали глаза, из носа текло.
Погибнем без Ипата. Все погибнем, как есть. И Рыба не спасёт. Порешит только всех, непременно порешит. Никому отныне не выйти. Никогда. Потому как кончено всё, кончено всё… Ушёл человек, будто струны оборвал – ни сыграть, ни спеть и ни сделать.
Да, но как же оно двигалось тогда? Как жило, на чём всё держалось? На авторитете, возможно? Не только. На удальной силе? И с нею – не так. На чём же тогда? И на ком теперь?.. Аглая знает, что ей делать. Сифа – тоже. Федорушка… и он иногда по случайности ведает. Так почему ж всё пропало, отчего всё исчезло? Ипата нет, Ипата нет… Да ну и что! – и что… – и что… – и что… Молчание и страх… Погибель и надежда… Федорушка бежит.
Федорушка бежал, как сумасшедший. Сперва он даже не понял – что́ изменилось. Свист в ушах, топот ног, тени.
«Сюда! Сюда!»
Ничего теперь не вернуть, никогда не исправить…
– Сюда, пидарас! Сю-дааа!!
Стоп! Аглая кричит?
– Не слышишь?! Давай же сюда, пидарас!
Федорушка круто развернулся.
Аглая кричала откуда-то справа, из глухой подворотни. Голос пронзительный, вперемешку с рычанием, руганью. Кто-то остервенело возится, кого-то бьют.
Федорушка вылетел из-за угла и остолбенел: Аглая дралась с малопонятным существом – (РЫБА!) – размером много больше, обрюзглым, тяжёлым, воняющим тиной, до странности бесформенным. Хотя существо оказывало достаточное сопротивление, оно заметно пасовало перед соперником. Аглая озверела настолько, что умудрилась подмять Рыбу под себя. По исключительно женской привычке, она жаждала вцепиться Рыбе в морду ногтями. Это ей почему-то казалось решающим методом.
Федорушка топтался на месте, опасаясь приблизиться.
– Чего стоишь, пидарас?! – в бешенстве заорала Аглая. – Ноги ей, ноги держи!
Вместо характерного рыбьего хвоста туловище Рыбы заканчивалось двумя трубовидными отростками. Они быстро сгибались и хлопали Аглаю по спине.
Пересилив отвращение, Федорушка навалился грудью на эти «ноги». В нос ему ударил терпкий йодистый аромат водорослей.
Аглая, наконец, изловчилась. Руками обхватила голову Рыбы.
Что-то вдруг щёлкнуло, откинулся прозрачный щит, и рыбья голова раскрылась.
Со страху Аглая завизжала.
Из глубины головы на неё смотрело… лицо! Человеческое лицо.
Федорушка, не поняв, в чём дело, продолжал лежать ничком, обхватывая инородное тело. Но реакция Аглаи его насторожила.
– Чего там? – спросил старичок, еле переводя дух. – На кого похожа? На плотву, али на окуня?..
Аглая молчала в полном изумлении. Лицо Рыбы было… человеческим. Абсолютно! Имелись даже щегольские усики на верхней губе.
– Я