Угроза для жизни. Василий Ворон
последнее время его в магазины Невединска что-то перестали завозить, а водку он не любил. Однако жизнь с выходом на пенсию началась настолько серая и унылая, что Зароков, желая хоть как-то унять тоску, по вечерам выпивал стопку-другую. Делал он это в одиночку, потому что выпить по-человечески было не с кем: Копейкин изредка вырывался из-под опеки своей Зинки, а больше у него более-менее хороших знакомых мужеского пола не имелось. Стыдился он своего одинокого выпивания недолго, начиная к этому привыкать. Но к счастью, продлилось это не долго.
Как-то раз Зароков возвращался по своей любимой деревенской улочке из «дуктов-проктов» с авоськой, где, помимо прочего, уже позвякивала купленная в винном на углу «Московская». Это было через неделю после того злосчастного случая, когда он был помят при очередном столкновении местных с «кирпичами» и теперь здесь можно было ходить спокойно, по меньшей мере, еще неделю. Настроение у него тогда было особенно мрачное, усугубляемое еще и наступившей необычайно рано осенью, которую он не выносил из-за неизбежной слякоти и мерзкого дождя. Немного подумав, он перешел через дорогу на ту сторону улицы, где стояли панельные коробки, и присел на скамеечку возле одного из подъездов. Окинув усталым взглядом верхушки яблонь и наличники в домах через дорогу, Зароков посмотрел в свою авоську, тяжело вздохнул и вынул «Московскую». Откупорив ее, он торопливо глотнул из горлышка, прикрыл крышкой и стал вдыхать сладковатый запах сжигаемых у кого-то на огороде листьев.
На улице появился старичок. Он поравнялся с Зароковым, свернул на дорожку подъезда и присел на другом конце скамейки. Был он одет в потертый старый костюмчик, висевший на нем мешком. Из-под пиджака, изрядно помятого, выглядывал теплый вязаный джемпер коричневого цвета и ворот клетчатой байковой рубашки. Возле правого лацкана пиджака топорщились тусклой мозаикой несколько орденских планок. Старичок был сед, но выглядел все еще крепким. «Принес его черт», – подумал про него Зароков, нерешительно вертя в руках бутылку. Пить при старичке, да еще из горлышка для него не представлялось возможным. Зарокову стало стыдно, но вместо того, чтобы убрать бутылку в авоську, он повернулся к старику и, протягивая ее, спросил:
– Будете?
Старичок хитро на него посмотрел, молча пересел ближе, достал из оттопыренного кармана красный складной стаканчик, ловким движением привел его в боевую готовность и протянул к бутылке Зарокова. Зароков понимающе хмыкнул, отвинтил крышку и набулькал в стаканчик. Старичок выпил, глубоко вдохнул дым от горевших листьев и протянул стаканчик Зарокову. Тот повторил процедуру, вернул стаканчик старичку и с сомнением посмотрел на продукты в своей авоське. Помедлив, он достал оттуда плавленый сырок «Дружба» и протянул старичку. Тот мельком взглянул и отрицательно помотал головой. Тогда Зароков убрал его обратно в авоську и зачем-то представился:
– Николай Иванович.
Старичок странно на него посмотрел, словно