Мельник ностальгии (сборник). Антонио Перейра Нобре

      Служанки старые за прялкой коротали

      Неторопливо ночь.

      Чернушка лаяла, как совы пролетали,

      Крича, летели прочь.

      Вы по снегу шли у замёрзшей реки,

      Босые, холодной весной!

      Зе ду Теляду жил поблизости от нас^[4]:

      Монахини смиренней

      Вдова его просить ходила к нам не раз

      Под вечер, в дождь осенний…

      Раздетые, вот вам мои пиджаки,

      Босые, носите мои башмаки…

      Мне пары довольно одной…

      Сентябрь, ещё жара, и праздник винограда^[5]!

      И бедняки о хлебе

      Нас просят ради душ, – да будет им награда! —

      У Бога, там, на небе.

      Когда я умру, этой болью объятый,

      Меня упокойте вы в море!

      Там были и слепцы с нетвёрдою походкой,

      С незрячим взглядом вдаль!

      И в язвах, в лишаях, а всё ж больных чахоткой

      Мне было больше жаль…

      От горя до горя, печалью заклятый,

      Бреду я, покуда, водою разъятый,

      Не стану частицею моря!

      Вот в рамке траурной письмо^[6] – рыданье в ночь,

      Родительское горе!

      Как их утешить, тех, кто сына или дочь

      Теряет там, на море!

      Бьёт полночь… Удары! как медленно их

      Звонарь отбивает – пластает….

      О, этих родников вечерний плач осенний

      Средь жаждущей травы!

      И лунный свет кропит водою вдохновений

      Всё тленное, увы…

      И Виктор опять в уголочке притих,

      Он – снова дитя, и слагает он стих,

      Все слоги по пальцам считает!

      Часы о полночи торжественнее били:

      «Труш!» – так спадает груз.

      И дедушка, что спал спокойным сном в могиле,

      Входил, о, Иисус!

      Сосед мой заходит, я стул пододвину:

      Он голоден, жаль мне вдовца-горюна.

      В прополку – тишина, как не было народа,

      Никто не заходил.

      А управляющий^[7] наш выбран от прихода:

      Могильщиком он был…

      Сосед, не спеши, сядь поближе к камину!

      Вот ужин мой, видишь? Ты съешь половину

      И выпей стаканчик вина!

      Слуга скончался в ночь, заставил всех страдать:

      О, горькая разлука!

      Дрожа, его просил бабуле передать

      Слова любви от внука…

      Латинский квартал, ты усталый от зноя,

      Усни после тяжкого дня!

      О, африканские гитары рек, альты

      И фадо[5] в тишине!

      О, говорящих рек вода! Живая ты,

      С угрями в глубине!

      Ах, Жорж^[8], замолчи! Что же это такое?!

      Ты даже охрип! Ну, оставь же в покое,

      Безумный, оставь же меня!

      На смоквы я влезал, что щедростью дивили:

      Плодов – как в небе звёзд!

      И в шапки рваные их нищие ловили:

      Тянулись в полный рост…

      О, добрые души, придите ко мне!

      О, духи-кочевники, в вас – моя грусть!

      В колодце заперта, как мавританка в замке,

      Печальная