Почти рукописная жизнь. Евгений Гришковец
А мне пришлось потратить на это драгоценное зимнее время, которое обычно уходило на написание новых литературных текстов.
Забавно, что на сегодняшний день фильм посмотрели очень много людей. Ясное дело, что они скачали его из интернета. Многим рекомендовали друзья, которые тоже качали, качали, качали… Фильм людям полюбился. Я постоянно получаю за него всё новые и новые благодарности. Уже и большинство кинематографистов его посмотрели и тоже теперь хвалят и благодарят. Но финансовый результат не позволил нам строить планы на будущие киноработы… А многим людям кажется, что фильм снят уже давно. Люди убеждены, что видели его впервые года три тому назад. Мне приятно. Это говорит о том, что наша картина выглядит не суетно, а так, будто уже давно сделана и давно полюбилась.
Та зимняя поездка и невозможность поработать за письменным столом дают о себе знать. Оказался сбит мой давно сложившийся график. Теперь я с большим трудом восстанавливаю писательские навыки и буквально вгрызаюсь в сложнейший текст нового спектакля. А давно обдуманные, с прописанным планом и требующие только практического написания повести пришлось отложить.
Спектакль, над которым сейчас работаю, занимает все мысли. Он во многом связан с процессом не только воспоминаний, но и обращения к эпохам, о которых я помнить не могу, поскольку в них не жил. Я пытаюсь разглядеть в сегодняшней своей и окружающей меня повседневной жизни признаки ушедших или уходящих времён, то, с чем люди моего поколения по разным причинам не хотят расставаться, и то, что совсем непонятно тем, кто младше нас на пятнадцать-двадцать лет… Я уже не говорю о детях.
Я вдруг отчётливо увидел наше время, как время жуткой диффузии, а проще сказать – путаницы между отголосками, живыми людьми, привычками, традициями и правилами двадцатого века и тем новым и остро современным, что принадлежит веку двадцать первому.
Работая над новым спектаклем, я со всей остротой чувствую, с чем неизбежно и очень скоро мы расстанемся безвозвратно. То, к чему человечество привыкло, с чем прожило столетия и даже тысячелетия, то, с чем мы родились и что воспринимали как незыблемое, в ближайшее время и ещё на нашем веку исчезнет без следа. Но я хочу говорить об этом не трагически, потому что трагедии в этом большой нет… А может, и нет никакой трагедии… А может быть, я ошибаюсь, и это грозит не просто трагедией, а серьёзной бедой. Я не знаю. И совершенно уверен – никто не знает.
Никто не знает, что придёт на смену уходящим традициям, уходящему образу жизни, меняющимся правилам и нормам поведения… Наверное поэтому, отрываясь от основной работы над текстом нового спектакля, мне так хочется заглядывать в давно прочитанные книги, перебирать в памяти большие и малые, но главное – заметные события, вспоминать лица людей, из которых, собственно, и состоит прожитое. Лица людей, которые своим присутствием, своим влиянием на мою жизнь убеждали и убеждают меня в том, что спектакль надо доделать, повести дописать, что всё это не зря…
А в Калининграде наконец-то уже пару дней лежит снег. Город