Три обезьяны. Макс Фетт
обоев. Никита вышел вперед, раскидывая их и расчищая тропинку.
Создавалось впечатление, что людей здесь держали насильно. Похищали по городу офисных работников и привозили сюда, приковывая цепями, а те нехотя подчинялись, совершенно не понимая, даже как правильно держать валик. Они плакали и молили о свободе, но их хлестали плетьми, приказывая работать. Но однажды появился менеджер среднего звена, который восстал против узурпаторов и повел офисных крыс к свободе. По крайне мере, так успокаивала себя Катя, глядя через плечо мужа на размазанные отпечатки ног, оставленные явно на бегу, и грязные одноразовые миски.
– Извини, что ударила внизу, – начала Катя, – но сегодня спим все вместе. Нафиг этот дом.
– Она так же говорит, когда у нас друзья детей ночуют, – шепотом добавил Миша.
– Как я, по-твоему, должен на это реагировать? – не глядя, ответил ему Никита.
– Шутка это. Смеяться надо.
– Будь это шуткой, ты бы не пытался поднять на смех свою жену, – Миша вдавил голову в плечи.
– Так я не ее, я детей…
– Большая разница, – буркнул Никита. Миша подтянулся к уху жены.
– Давай отдельно поспим?
В конце коридора компанию встретило заклеенное пластиковым пакетом окно и покрытый пылью подоконник. Справа открытая дверь. Из-за нее веяло смердящим запахом поношенной обуви напополам с гнилью. Никита закрыл нос рукавом и захлопнул дверь.
Комнату напротив отделяла прибитая к верхнему косяку занавеска из марли. Игорь по не забытой с былых времен привычке вошел первым, обогнул тумбочку на входе, перешагнул трухлявую лавочку, упал в облезлое кресло и рычагом выдвинул подставку под ноги. Двуспальную кровать, покрытую пылью и горой опилок (осыпавшихся во время ремонта крыши), заняла замужняя пара. Одним движением ноги Никита вытянул из-за шкафа матрас, шлепнул им об ковер, подложил под голову снятую куртку и завалился спать под общий кашель от поднявшейся пыли. Проржавевшие пружины свое отжили, от чего Никита провалился, как если бы лег на пустую коробку. Впрочем, это шло даже в плюс, так как ткань с остатками поролона внутри идеально повторяли контуры его сколиоза.
Через сонную пелену прорезались три тихих, но настойчивых стука по дереву. Веки Никиты расклеились. Перед ним стоял человек. Сосредоточенный прищур помог разглядеть в нем Кешу.
– Кеш, иди отсюда. Я предупреждал, со мной нельзя спать, – заспанным голосом пробубнил Никита и отвернулся.
– Тут милостивый… нет, то есть… Сэр! Я хотел сказать, что друзья… ваши внизу. Я обед приготовил – пальцы откусите, ей Богу! – Никита приподнял брови.
– Ты всегда так разговаривал?
– Раньше я хрипел и кровью, бывало, отхаркивал, – он задумался, оттягивая синюю бабочку на шее. – А может, и не хрипел… Но точно харкал, – Никита сел на матрас, хрустнул позвонками и отлепил приставшую пыль.
– Ты меня помнишь?
Тем летом солнце светило как никогда ярко. Молодая Катя