Таня Гроттер и проклятие некромага. Дмитрий Емец
Один паренек весь матч щелкал на мыльницу.
– А какой он был? – спросила Таня. Сам по себе вопрос был банален, но кто виноват, что все важные вопросы в этом мире уже заданы?
Ответ Соловья оказался неожиданным:
– Твой отец? Хм… Лео был беспокоен, непоседлив, немного пижон, часто тянул одеяло на себя, но умел думать. Причем не только за себя, но и за всех. Он часто видел то, что у него за спиной, но абсолютно не видел того, что у него перед носом. Такой дар есть не у многих.
Таня удивилась, но тотчас поняла, что Соловей говорит о ее отце как об игроке в драконбол. Разумеется, ведь для Соловья эта часть личности ее отца была главной.
– Да, Лео умел соображать. Он ощущал матч от начала до конца как единое целое. Всегда знал, когда нужно атаковать самому, а когда лучше отдать пас. Никакого мелочного самолюбия, только интересы команды. Был смел и эффективен. В сборную вечности, как ты догадываешься, попадают не за греческий нос и красивые уши.
– А еще? – жадно спросила Таня.
Старый тренер задумался. Единственный его глаз переместился с фотографии на Таню.
– Видишь ли, быть просто ловкой и просто быстрой мало. Мало уметь поймать заговоренный пас и нырнуть под струю пламени прежде, чем тебя поджарят. Главное: ощущать ткань матча, его динамику, его развитие. Матч – как человек: у него есть всплески, есть ровное течение, а есть глубокие провалы. Ты же знаешь, как это бывает. То все ползают, как сонные мухи, то злятся друг на друга, то гадят, как Горьянов когда-то гадил Ягуну. Бывает, настроение у всех на нуле и, кроме как в раздевалку, никто никуда не хочет. Хоть палкой их бей – не проснутся. Так вот, твой отец Лео был душой команды. Даже очевидные лентяи в его присутствии играли лучше, чем всегда.
– А как он этого добивался? – спросила Таня.
Как начинающий тренер (Соловей часто оставлял на нее ученическую команду Тибидохса, когда ему нужно было отлучиться), Таня отлично понимала, о чем речь. Дело было не в том, что стоило Соловью удалиться, ученическая команда сразу начинала сачковать и филонить, а сыновья Гоярына, переставая летать, предпочитали поваляться на разогретом песке. Существовали какие-то общие стихийные настроения, которые вдруг разом охватывали всю команду. Это мог быть ровный результативный накал игры, но чаще это бывали агрессия, лень, уныние, равнодушие, и тогда даже талантливые игроки начинали играть в треть силы.
Соловей провел пальцем по длинному шраму, рассекавшему лицо. Центром шрама был пустая глазница.
– Драконбол – игра командная. Даже пять отличных игроков-индивидуалов мало что смогут сделать против слаженной команды среднего уровня, которая мыслит как единое целое. Но добиться этого крайне сложно. Люди, объединенные в команду, поначалу существуют по законам толпы. Пусть маленькой, но толпы.
– И что тут дурного? – спросила Таня.
– Плохо то, что толпа по определению глупа. Собери толпу – пусть даже из тысячи профессоров и академиков, – и как единое целое она будет глупее десятилетнего мальчишки. Дай такой толпе самого заурядного пастуха, который будет