Заговор маски. Ольга Костылева
дочка, – тут же ободряюще сказал Живко, кидая предостерегающий взгляд на Стояну. – Сердцу не прикажешь, может по весне посмотришь на кого из молодцев, да и задумаешься о будущем доме. А пока, коли так, действуй, как сердце велит. Вот посмотри, что я тебе принес, – он встал, подошел к своему тулупчику и, покопавшись в кармане, вытащил маленькую еловую ветку, покрытую плотной зеленой хвоей с маленькими шишечками.
Яролика улыбнулась.
– Как красиво, папа… – она взяла в руки ветку, и в тот же миг избу наполнил аромат свежей хвои.
Стояна кинула испуганный взгляд на дочь:
– Яролика! Не надо… – выдохнула она полушепотом. – Не дай бог, кто-то в окно заглянет, увидит что-то не то! Живко! Ну скажи ей!
Лесничий нахмурился и передернул плечами.
– Дочка… – начал он.
Яролика словно съежилась и быстро положила ветку на стол.
– Простите, – глухо сказала она. – Это … я не хотела.
– Мама… – мальчик с испугом посмотрел на Стояну, – а Яра что, выродок? Так отец Лука говорит, что если…
Стояна, развернувшись, резко и хлестко ударила сына ладонью по щеке:
– Не смей так говорить про сестру, – крикнула она на остолбеневшего ребенка и, встряхнув его за плечо, добавила, – и ничего про нее никому не рассказывай, особенно попу, понял?
– Да, – зарыдав отозвался ребенок.
Стояна сникла.
– Прости меня…
Златогор вскочил и забился куда-то за печь, Стояна, закрыв лицо руками и всхлипнув, опустилась на скамью.
Яролика побледнела.
– Простите, – задрожала она. – Я не… я…. – она столкнула ветку на пол и бросилась к брату. Они обнялись, девушка ласково гладила мальчика по голове.
Живко тяжело поднялся, посмотрел на Стояну и вздохнул.
– Ну будет… – он положил руку на плечо жены. – Златко, сынок, не плачь. Прости маму. Но что она сказала, запомни. Не рассказывай никому. Ну идите сюда, детки.
Заплаканные Яролика и Златогор выбрались из-за печи и побрели к родителям. Стояна обняла и поочередно крепко поцеловала детей. С минуту она держала их в объятиях, потом поднялась и утерла слезы.
– Яра, завари чаю, – вздохнула она, – и варенья достань грушевого. А я пойду к теленку, посмотрю, как он там. Живко, сходишь со мной?
– Пойдем, Стоянушка, – вздохнул лесничий, погладил обоих детей по голове и двинулся следом за женой.
Всунув ноги в валенки и накинув полушубки, они вышли из дома. Поднялась вьюга, и хлева, стоящего в трехстах метрах от дома, не было видно. Муж и жена зашли внутрь и притворили дверь. Стояна было взяла лампу, чтобы засветить, но вместо этого поставила ее на пол повернулась к мужу, обняла его и зарыдала, уткнувшись лицом в его грудь.
Тот обнял ее и начал поглаживать жену по волосам.
– Ну тише, тише, зоренька моя. Будет плакать. Все хорошо будет, – шептал он, сам не веря в свои слова. – Не плачь, родная.
– Прости меня, – рыдала Стояна в темноте, прижимаясь к мужу, – я знаю, что заела тебя и детей. Но что я буду