В той стороне, где жизнь и солнце. Вячеслав Викторович Сукачев
научилась и опять же в другой раз меня обидеть боится. Долго она молчала, а потом и бухнула:
– Ты мне очень понравился. Еще тогда, в первый раз, в лодке.
Обнял я ее, а она уже и не сопротивляется, и не плачет, и меня вроде бы как обнять налаживается. В общем, все в норме…
С этого дня и пошла потеха. Привязалась ко мне, словно собачонка. Записки подбрасывает, на каждом шагу навстречу попадается, ну и всякие там детские штучки… А мне уже сматываться пора было. Отпуск заканчивался. Да и мать ее, кажется, что-то проведала. На меня зверем смотрит, здороваться перестала. В общем – климат не тот, чтобы и дальше у братухана разгуливать. Одна загвоздка: как уехать? Если сказать ей, еще на пристань прибежит, вой поднимет. Они же, бабы, известно как в таких случаях… Ну, я и придумал хохму одну. Говорю ей, ты завтра днем на утес приходи. Я, может быть, задержусь маленько, так ты жди. А она ровно почувствовала что-то, загрустила и спрашивает меня:
Ты, наверное, уедешь скоро?
Нет, – говорю ей, – еще не скоро.
Я ведь понимаю, – она мне, – но только бы хоть иногда видеть тебя.
Увидишь…
– Я хоть куда к тебе приеду. Ты только напиши мне, – говорит она, – а уж я приеду.
– Ладно, напишу. Не забыла – завтра на утесе.
Ну и, значит, на другой день я занял на теплоходе каюту, с братухой дерябнули порядочно на прощание и отвалил. Как подошли к утесу, выглянул я в иллюминатор. Смотрю, стоит моя кроха на утесе. Принарядилась, в руках букетик цветов, должно быть, для меня насобирала, и стоит. Ум… мо… ра…
Гошка закинул назад русую голову и громко расхохотался. Но, видимо, что-то насторожило его. Он резко оборвал смех, выпрямился всем своим мощным красивым телом и медленно обвел мужиков взглядом.
Промысловики не смеялись. Катилась в темном небе круглая луна, медленно догорал костер и… никто не смеялся.
Скорпион
I
Когда метель закончилась и встало над селом мутное далекое солнце, все увидели, что домишко Нинки Безруковой засыпан по самую крышу, а из трубы жиденько вьется синий дымок. Собравшиеся мужики несколько раз обошли Нинкино жилье, осмотрели со всех сторон, но никаких входов-выходов не обнаружили. Тогда Володька Басов полез на крышу и начал кричать в трубу. Но и из этого ничего не вышло. Володька только дыма наглотался. Мужики посовещались и решили откапывать.
Серега Безруков тут же стоял, небрежно сунув руки в карманы полушубка. Он внимательно следил за всеми действиями мужиков, презрительно усмехался и щурил свои продолговатые по-женски красивые глаза.
Когда лопата первый раз сухо скребнула по двери, Серега переместился поближе и закурил.
– Эй, Нинка! – закричал Володька Басов. – Жива, что ли?
– Жива, – донесся приглушенный Нинкин голос.
– Сейчас откопаем. Не гоношись…
Серега Безруков сплюнул окурок в снег, постоял еще немного и пошел по улице, переметенной высокими сугробами. Уход его все заметили, особенно женщины, и тут же посыпались шепотки, догадки, предположения.
Нинка