Диктатура. Карл Шмитт
путем»[49]. Росситер, конечно, не мог пройти мимо книги Шмитта. Он, однако, не очень высоко оценил различение комиссарской и суверенной диктатуры и попытался внести больше ясности, в частности, в историю института диктатуры в Древнем Риме. Гораздо больше внимания текстам Шмитта он уделил в этой же книге в иной связи, а именно, в том, что касалось трактовки статьи 48 Веймарской конституции и диктатуры рейхспрезидента. Для исследования этого вопроса он привлек обширную литературу, в том числе и другие работы Шмитта, в частности, брошюры 1931 г. «Гарант конституции» и 1932 г. «Легальность и легитимность»[50]. В этой перспективе наиболее важной частью книги о диктатуре оказывалось приложение, содержащее трактовку статьи 48 Веймарской конституции. Итог своим изысканиям Росситер подводил так: Сначала статью 48 использовали, чтобы защитить республику, потом (после 1925 г.) она практически не применялась, а в начале 30-х годов к ней снова прибегли, чтобы восстановить минимальную управляемость государства. Но в конце концов она стала оружием в руках людей, презиравших самое идею конституционной демократии, и Германия пала жертвой гитлеровского деспотизма[51]. Книга Росситера после десятилетий забвения снова становится востребованной, что связывают с террористическими атаками на США в начале 2001 и размышлениями о необходимости более решительного и единого управления. Несмотря на подробное описание событий немецкой истории, его интерпретация кажется довольно плоской.
В довольно уже давней (1978 г.) книге Норберто Боббио[52] мы найдем скорее небрежное упоминание о «Диктатуре». Несопоставимо большее понимание сути дела обнаруживает Антонио Негри[53], специально исследующий проблематику учредительной власти. Существует противоречие между учредительной властью и системой позитивного права, рассуждает он, но если немецкие юристы так или иначе усматривали проблему в том, как усмирить учредительную власть, как не дать ей разыграться во всю мощь и снести все политическое и правовые конструкции, то сейчас требуется обернуть основное отношение. Ставка должна быть сделана на учредительную власть как единственную подлинную парадигму политического[54]. Негри высоко оценивает вклад Шмитта в концепцию учредительной власти, отмечает его правильное понимание философии Спинозы, делает тонкие сопоставления позиции Шмитта с подходами Кельзена, Вебера, Ханны Арендт. Он работает с различением комиссарской и суверенной диктатуры, правда, заменяя в ключевых местах «диктатуру» на «учредительную власть», что позволяет ему, так сказать, вывернуть аргументы Шмитта наизнанку. При этом, анализируя собственно историю диктатуры, он касается тех эпизодов, большую часть которых мы уже находим в книге Шмитта. Однако и он, и многие другие левые авторы, благосклонные к Шмитту слишком быстро переходит от «Диктатуры» к децизионизму «Политической теологии», к критике рациональной дискуссии в «Парламентаризме»,
Ibid. Р. 6.
См.: Schmitt С. Der Hüter der Verfassung (1931). Vierte Aufl. Berlin: Duncker & Humblot, 1996. Legalität und Legitimität (1932). 6. Aufl. В русском переводе: Шмитт К. Гарант конституции. Легальность и легитимность / Пер. О. В. Кильдюшова. В кн.: Шмитт К. Государство, право и политика. М.: Территория будущего, 2013. С. 27—220, 221–305.
См.: Rossiter С. Op. cit. Р. 59 f.
См.: Bobbio N. Democracy and Dictatorship. The Nature and Limits of State Power / Translated by P. Kennealy. Minneapolis, MN: University of Minnesota Press, 1989.
См.: Negri A. Insurgencies: Constituent Power and the Modern State / Transl. by M. Boscagli. Minneapolis, MN: University of Minnesota Press, 1999.
См.: Ibid. P. 332 f.