От первого до последнего слова. Татьяна Устинова
и какой-то неухоженный, как будто немытый, зато профессор так хорош, что весь старший, средний и младший медперсонал женского полу старшего, среднего и младшего возраста в его присутствии немедленно приходил в экстаз.
Ну и подумаешь, лысый немножко!.. Зато глаза какие голубые! А плечищи, а стать богатырская, а руки, руки-то! Слепки с таких рук нужно делать и помещать в музей хирургии! А еще улыбка, преображавшая все лицо, и тихий голос, от которого молоденькие девчонки просто в обморок падали и сами собой в штабеля укладывались! Да все вокруг шепчутся: «Гений, гений!», и еще: «Светило и надежда!» А светиле тридцать восемь, и в зеленом хирургическом костюме, в просторечье именуемом «пижамой», от него вообще глаз не оторвать, куда там бедолаге Джорджу Клуни из сериала «Скорая помощь»!
Джордж Клуни там, в сериале, как раз и изображал такого, как Дмитрий Евгеньевич, – молодого, решительного, все понимающего, думающего, упорного.
Спаситель. Последний оплот. Первый после бога.
Если он берется за дело, значит, еще не все потеряно. Значит, надежда есть. Сделано будет все и немножко больше.
Екатерина Львовна, рдеющая и несколько отвлекшаяся на свои возвышенные мысли, все продолжала умильно дивиться на профессора, а тот вдруг усмехнулся необидно и Екатерину Львовну поторопил:
– О чем вы хотели напомнить?
И аспирант, и Хромов смотрели на нее, и она засуетилась, отвела взор, опять уткнулась в голубые профессорские глазищи, покраснела еще пуще и насилу выдавила из себя, что Дмитрий Евгеньевич хотел до операции зайти в четырнадцатую палату, посмотреть больного, прооперированного по поводу язвы, и сделать какие-то новые назначения.
– Спасибо, – поблагодарил Долгов, и Екатерина Львовна пулей вылетела из кабинетика.
– Значит, фотографии поменяйте и весь этот раздел, хорошо? И… Роман Николаевич… – Долгов даже вспомнил, как зовут аспиранта! – Я бы вам посоветовал открытки все же убрать.
– Какие открытки?
– Ну, виды Санкт-Петербурга. Конечно, это красиво, ничего не скажешь, но на научной работе как-то странно.
Тут он вдруг вспомнил, как Алиса на первом экземпляре его докторской диссертации, распечатанном и переплетенном в красивый переплет, на который они тогда угрохали кучу денег, написала «I love you!» и нарисовала цветок ромашку.
Вспомнив, он страшно смутился и пробормотал:
– А впрочем, как хотите, – закрыл ноутбук и поднялся.
До операции оставалось пятнадцать минут.
– Зайдите к Грицуку, Дмитрий Евгеньевич, – пробухтел из-за шкафа Хромов. – Я вас умоляю.
– Давайте вместе зайдем.
Телефон в кармане халата опять зазвонил, и Долгов выхватил трубку.
– Дмитрий Евгеньевич Долгов?
– Да. – И Хромову, шепотом: – Пошли, пошли!..
– Вы меня не помните, наверное. Меня зовут Андрей Кравченко, вы меня спасли, и я хотел…
– Вы сын Петра Леонидовича?
– Да нет, нет, – заторопились в трубке, – я не сын!.. То есть я сын, но не Петра Леонидовича!
Долгов вышел из кабинета, старательно