Беглецы из ниоткуда. Владимир Михайлов
на таком корабле человеку и укрыться негде? Мне для работы необходим покой!» – капитан спокойно ответил:
– Отчего же? Есть хорошее местечко, и думаю, оно вам вполне подойдет.
Местечком этим оказалась каюта суперкарго – человека, коему полагалось ведать грузом и нести за него полную ответственность. Поэтому каюта его была даже более удобная, чем пассажирские в первом классе, а располагалась она в грузовом корпусе, весьма удаленном от обитаемых палуб.
Свободной же она оказалась потому, что этот рейс был чисто пассажирским, на Анторе срочного груза для Земли не нашли, его и не предвиделось даже; старые роботы, с которыми некогда развлекались сперва покойный Еремеев, а потом и ныне здравствующий Нарев, шли по цене лома и в особом сопровождении не нуждались, а серьезный груз ожидал на Земле, и предполагалось, что, доставив пассажиров, «Кит» заберет его и унесет в систему Тау. Следовательно, начальнику груза делать в этом рейсе было нечего, и он остался на Земле и производил необходимое оформление готовых для отправки товаров. Как известно, корабля он так и не дождался, и груз, надо думать, отправился в Тау на другом каком-нибудь борту; каюта же так и осталась свободной, и капитан смог предложить ее писателю, никого и ни в чем не стесняя.
Так все и обошлось – ко всеобщему удовольствию. Ни один не стал возражать, потому что никто от истоминского поступка не пострадал. В глубине души писатель обиделся: выходило, что он тут никому не был нужен. Может, это и не совсем так было, но в те дни и месяцы все увлекались детским вопросом, а в этих делах Истомин авторитетом не пользовался.
Как можно было предположить заранее, остальные дамы, похоже, решили не отставать от Веры с Инной: человечество «Кита», пусть и крохотное, должно было продолжаться и множиться – в тех, разумеется, пределах, какие задавал сам корабль.
На Ливии, откуда происходил Нарев, двойни рождаются чаще, чем в любом другом мире, входящем в Федерацию. Принято было считать, что там на женщин влияет какой-то еще неустановленный фактор. Так или иначе, Мила вскорости разрешилась двойней; младенцы оказались разного пола, и вовсе не исключено, что не в матери тут было дело, а в Нареве: Мила на Ливии никогда не бывала. Но это никого не занимало; все были рады за женщину, очень рады – может, одного ребенка ей бы и не хватило, чтобы мысли отвлеклись от оставшегося в далеком, недостижимом мире мальчика, но с двумя оказалось всего выше головы: и возни, и волнений, и любви. К человечеству прибавились Валентин и Валентина. Память о покойном Еремееве была еще слишком свежа, надо думать. Нарев не почувствовал себя задетым; жизнь давно научила его не быть слишком обидчивым.
Хотя, правда, имелось среди дам и исключение: доктор Зоя не стремилась вроде бы стать матерью. Когда ей намекали на это – лишь отшучивалась: говорила, что ей хватает возни с чужими детьми, где уж тут заводить своих. И еще, что если уж очень захочется, она выведет младенца в пробирке, чтобы совершенно не зависеть от мужской части населения.