Беглецы из ниоткуда. Владимир Михайлов
может, посоветоваться с Зоей?
«Она же не психиатр», – хотел было сказать Нарев, но благоразумно воздержался. Вслух произнес совсем другое:
– Сны – дело настолько интимное, что вряд ли стоит посвящать в них посторонних. Ты же не станешь рассказывать врачу, как мы с тобой проводим время в постели, а?
Мила невольно засмеялась: действительно, не станет же она… Нарев же воспользовался сменой ее настроения.
– Он снится – значит, с ним все благополучно, – в очередной раз утешил Милу Нарев. – Чего же плакать? Ты радуйся, что хоть и без тебя, но жив-здоров, благополучен, разве не так?
Нарев, в отличие от физика Карачарова, знал, что жена, чтобы быть спокойной, нуждается в постоянном внимании. А если спокойна жена, то и муж чувствует себя вполне безмятежно – особенно в такой вот, лишенной житейских забот, обстановке.
– Спи, моя нежная, спи…
Она послушалась – и уснула. Знала, что вторично в одну ночь Юрик ей не приснится: такого ни разу не случалось.
Когда Мила задышала спокойно, размеренно, Нарев смог снова вернуться к своим идеям. Но теперь уже ненадолго; честолюбие – не отдых, так что сон вскоре добрался и до заботливого мужа.
Инна же Перлинская, ставшая бы по мужу – Луговая (если бы здесь браки официально регистрировались), еще и не ложилась по-настоящему. Когда штурман крепко уснул, она, как и каждую ночь, поднялась с постели, надела халатик и уселась перед экраном.
Каждую ночь она вот так наблюдала и слушала пустоту – в надежде уловить снова какие-нибудь таинственные сигналы, как это удалось ее мужу однажды – давным-давно. Штурман же, наоборот, уже перестал смотреть и слушать пустоту: решил, что смысла в этом нет никакого, пространство иногда чудит, однако им от этого никакой пользы. Но ведь то, что произошло однажды, может и повториться, не так ли? А что касается пользы, то не сказано, что те сигналы не имели к кораблю никакого отношения. Вовсе не сказано… Она верила – а вера не знает границ, если она подлинна.
День за днем, ночь за ночью, год за годом небо упорно молчало. Но вот на этот раз…
Инна напряглась, подобрала ноги под стул, как красивый хищник, готовый к прыжку. На самом же деле намерения ее были противоположными: ей вдруг захотелось сжаться в комок, спрятаться, совсем исчезнуть… Все потому, что она почувствовала, что на экране что-то есть. Именно – почувствовала.
Потому что оба глаза ее ничего не увидели: экран оставался вроде бы пустым. Но вот третий глаз… Тот самый, что есть у всех – но только редкие способны им воспользоваться. Инна за проведенные здесь годы такую способность в себе выработала.
Так вот, третий глаз ясно дал понять, что экран показывает что-то. Или кого-то. Неопределенное, но несомненное.
Такое ощущение оставалось у нее с полминуты.
А потом и для обычных глаз нашлось занятие. Потому что на экране появилось изображение.
То были всего лишь ломаные линии. Тесные зигзаги. Словно запись каких-то колебаний разной амплитуды и частоты.
Инне