История эпидемий в России. От чумы до коронавируса. Константин Васильев
выехати, кайждо в селах и местех тайных краяхуся и живяху»[73].
Эта эпидемия (1506–1508) в России некоторыми историками (Рихтер, Эккерман) ставится в связь с чумой, свирепствовавшей в Германии, Голландии и Италии с 1500 до 1508 г. В 1502 г. город Кельн сильно пострадал от «истинной чумы», Саксония, Тюрингия и Мессина страдали от каких-то «чумоподобных» эпидемий с 1514 до 1520 гг.
В летописях с 1508 по 1521 г. никаких указаний на эпидемии не встречается. В 1521 г. сильнейшая эпидемия разразилась в Пскове и Москве. «Мряхут бо мужи и жены и старый и младыя, а от гостей и от лутчих людей без мала вси не изомроша, а Москвичам то бысть посещение божие моровое не обычно, а почали мерети от Ильина дни, а гостей, кто примется у кого за живот, и тот весь вымрет (т. е. кто из купцов купит что-нибудь после умерших); и первое почаша мерети на Петровской улицы, у Юрья у Табулова, у свсденого, и князь Михайло Кислица велел улицу Петровскую заперети с обею концов, а сам князь побеже на Руху в паствище»[74].
О каком «море» здесь идет речь, сказать трудно. Хронологически этот мор совпадает с эпидемией английской потницы, которая, по мнению некоторых историков, пробралась в Россию в 20–30-х гг. одах XVI века. Распоряжение князя Михайлы Кислицы «запереть» улицу является первым указанием о применении в России внутренних карантинов. Меры, очевидно, не ограничивались только «запиранием» улицы, а принимался целый ряд оградительных мероприятий. Так, в послании старца Филофея из Псковского монастыря к дьяку Михаилу Мунехииу (около 1510–1519 гг.) написано: «Вы ныне пути заграждаете, домы печатлеете, попом запрещаете к болящим приходити, мертвых телеса из града Далече измещете»[75].
Интересно указать, что во Франции, считающейся родиной внутренних карантинов, они стали применяться только в конце XVI столетия.
В 1522 г снова мор в Пскове: «Того же лета… бысть мор во Пскове много дворов вымерло и стояли пусты; и в одну скудельницу (братую могилу) мертвых положили десять тысяч и полторы тысячи»[76].
Дальнейшие сведения о повальных болезнях мы встречаем под датами 1527 и 1530 гг. В 1527 г. «бысть в Великом Новеграде мор зело страшен в Деревской пятине в деревнях», в 1530 г. «на Колыване мор был». Более подробных сведений об этих эпидемиях в летописях нет. Однако в 1530 г., по описаниям Брензона, в Лифляндии была большая эпидемия «английской потницы», унесшей в могилу будто бы 2/3 всего населения страны[77]. Поэтому А. Е. Сегал считает, что мор 1530 г., так же как и 1521 г., был эпидемией английской потницы[78].
Нужно удивляться, почему эпидемия не распространилась вглубь страны и ограничилась только Новгородскими землями.
Следующее описание морового поветрия мы встречаем в 1532–1533 гг.: «Бысть мор во Пскове: мряху бо мужи и жены и младия дети»[79].
В 1533 г. «той же осени бысть в Великом Новегороде, месяца октября, нача явитися на человецех вред, яко прыть, и тем начаше мнози человецы умирати, и бысть поветрие не мало… а не стало от того поветрие мужеска полу и женска тысяча человек и множая». Судя по краткому описанию, это была не чума, а оспа
Софийская II летопись. С. 289.
Псковская I летопись. С. 294.
Дополнения к актам историческим. Т. I. СПб., 1846. № 23. С. 20.
Цит. по Эккерману. С. 38 и 39.
Brennsohn. Aerzte Livlandi… Mitau. 1905. С. 61.
Псковская I летопись. С. 298.