Эпоха чудес. Александр Николаевич Абрамов
переговоров – своих кулаков. Сидящий в кусте смородины Ваня никак не мог понять, о какой такой вещи говорят эти двое, пока не сложил два и два. И как только догадался, волоски зашевелились по всему его телу. Вот уж действительно, речь шла не о хлебе.
Пару месяцев назад прежнюю воспитательницу сменила новая, Софья Васильевна, и все ее страшно побаивались. Даже Петька с Филатом в открытую при ней не хулиганили. Она была раза в два младше предыдущей воспитательницы, но раз в двадцать строже, хоть ни на кого и не кричала.
Больше всего она не любила, когда дети бесились. Едва кто-то начинал кричать, она возникала из ниоткуда и одергивала нарушителей порядка. Как Ваня узнал позже, она даже не планировала становиться их воспитательницей. Вот только что-то случилось, и Савельич сказал про нее, что «лучше крыша над головой, чем голова над крышей».
А еще она всегда укладывала их спать в одно и то же время, даже в праздники, и не терпела шепотков после отбоя. А шепотки были ей хорошо слышны, так как ее комната была отделена от общей спальни натянутой простыней.
Раньше там была дверь, пока Петька с Филатом не решили, что из нее может получиться отличный плот. Этот плот затонул в считанные секунды, а неудавшимся мореплавателям Савельич засунул крапиву в штаны и запретил доставать до вечера.
– Не сидится вам на одном месте, вот и поскачите, – приговаривал он.
Но хуже всего было то, что Ванина кровать находилась к комнате воспитательницы ближе всего. Периодически она даже изучающе выглядывала из-за нее, и Ваня был уверен, что смотрела она именно в его сторону. Так что его вечерние разговоры с мальчиком на соседней кровати быстро сошли на нет, а обсудить им было что.
Этой осенью они впервые в жизни должны были пойти в школу. Ваня планировал там научиться читать, потому что кто-то сказал ему, что читать, это как расти, но внутри. Роста Ваня был небольшого, так что его это заинтересовало.
В один из вечеров несколько недель назад сон пришел в гости, казалось, ко всем, кроме Вани. Через две койки от него громко похрапывал Петька. Он спал, широко раскрыв рот, и слюни стекали на подушку. Каждый в этой спальне знал, что вечерняя Петькина подушка утром превращается в подушку кого-то из них, поэтому перед сном каждый старался как можно крепче прижать свою.
Ване не хотелось спать, поэтому вместо того, чтобы сжимать подушку, он смотрел в потолок и думал о чем-то своем. Софья Васильевна, как обычно, еще не спала и периодически поглядывала на Ваню. Уж сейчас-то он был точно уверен, что не издает абсолютно никаких звуков. А даже если и издает, то уж точно не громче Петькиного храпа. Разве что до нее доносился звук моргания его ресниц. Неужели он настолько громко это делает?
Несмотря на то, что вставать было запрещено, Ваня все-таки поднялся на кровати и решил вежливо спросить, чем он мешает новой воспитательнице. Строгая любительница тишины она вряд ли повысит на него голос, опасаясь разбудить других детей.
На самых кончиках цыпочек он подкрался к натянутой вместо двери простыне и собрался уже постучать, пока вовремя не одернул себя. Как