Ретт Батлер. Дональд Маккейг
и…
Стук копыт Текумсе заглушил ее слова.
Ретт гнал коня галопом по скользким от дождя булыжникам через весь город. Извозчики бранились ему вслед, всадники с трудом успевали придержать лошадей, слуги отскакивали с пути. Громадный жеребец без устали несся вперед, как паровая машина.
Спустя час Ретт пустил Текумсе легким галопом, потом – шагом. Разгоряченный конь замотал головой, и брызги пены с его морды полетели на Ретта.
Молодой Батлер пребывал в уверенности, что предстоящие годы ничем не отличаются от тех, что он прожил. Он предан опале и всегда будет в немилости. Был одиноким и навсегда останется один. Ретт смог выдержать всеобщую нелюбовь. Но не смог бы жить не любя.
В сумерках он свернул на дорожку к дому полковника Раванеля. Джека не так давно втянули в весьма сомнительную финансовую махинацию, и он скрывался здесь от судебных приставов.
Дорожка была запущенная, заросшая. На заднем дворе Ретт расседлал Текумсе и досуха растер его. Ноги коня дрожали от усталости.
Старик Джек, сидя на веранде, не шевелился.
– Ты едва не загнал его, мальчик, – произнес он. – Восхищаюсь этим конем. Если желаешь его смерти, лучше продай его мне.
– Сено в сарае, Джек?
– Где ж ему быть. Возьми еще ведро у колодца.
Пока Ретт поил измученное животное, он прошептал:
– Господи, только не ты, Текумсе. Я не вынесу, если ты умрешь.
Конь ткнулся мордой в ведро.
За сельским домиком Раванелей (язык не поворачивался назвать его величественно «дом плантатора»), выстроенным дедом Джека, давно никто не ухаживал. Ретт поднялся по заросшим мхом ступенькам.
На крыльце пахло сыростью, как будто множество речных туманов сгустились в гнилую древесину и облезлую краску.
Джек, не вставая, вяло приветствовал Батлера.
– К нашим услугам вся плантация, Батлер. Развлечения остались в городе. Черт, как хочется обратно в город…
От перспективы очередной ночной попойки у Ретта подвело живот.
– Что-то вид у тебя не самый бодрый, сынок. Бьюсь об заклад, не все ладно наличном фронте. – Джек подвинул молодому собеседнику почти полную бутылку виски. – С этим забудешь о женщине. Залечит все любовные раны, неудачи и грехи. Поможет забыть все горести.
И хотя старый распутник редко угощал, Ретт был сейчас слишком не в духе, чтобы что-то подозревать. Он отпил большой глоток прямо из бутылки.
– Она, наверное, красотка, – разглагольствовал Джек. – Любовь, мой мальчик…
– Не говори мне о любви, Джек. Я Ретт, помнишь? И я тебя знаю.
– Правда? – После некоторой заминки Джек вернулся к знакомой шутливой манере. – Ну конечно, тебе ли не знать. Кто знает старину Джека лучше, чем его друзья. Эй, Ретт, лови момент!
Будь Ретт повеселее, он бы насторожился, но отчаяние заслонило от него все, кроме собственного мрачного будущего.
Джек, оставив бутылку, вошел в дом.
Всю