Падение с небес. Уилбур Смит
на данный момент: сорок два фунта… но двенадцать шиллингов или семь шиллингов и шесть пенсов?
На следующее утро он проводил их на ледибургский поезд. На прощание он крепко обнял Марион и обещал писать каждый день, а Марион поклялась, что будет работать и собирать приданое, а также молить отца отказаться от глупого предубеждения против ранних браков.
Возвращаясь пешком со станции, Марк почему-то вспомнил весеннее утро во Франции, когда он шел с передовой; его отправили в запас, и он шагал, широко расправив плечи, ускоряя шаг, который снова стал упругим и плавным. Его демобилизовали, и он остался жив – в тот момент думать он ни о чем больше не мог.
Дики Лэнком сидел, водрузив на стол скрещенные ноги в начищенных до блеска штиблетах. Он поднял глаза от газеты; в другой руке с изящно отставленным мизинцем он держал чашку с чаем.
– Радуйтесь, грядет герой-победитель, его утомленный меч висит у него на плече…
– Да ладно тебе, Дики!
– …коленки его трясутся, глаза налиты кровью, брови дрожат…
– Звонки были? – серьезно спросил Марк.
– А-а, этот титан мысли решил снизойти к более приземленным сторонам жизни.
– Тебе бы все только шутить.
Марк быстренько просмотрел небольшую стопку дожидающихся его сообщений.
– Излишества в любви, переизбыток страсти, омут женской ласки – и, как результат, половое похмелье.
– А это что? Не могу разобрать твои каракули. – Марк стал пристально разглядывать бумажку.
– Помяни мое слово, Марк, у этой юной леди страсть к размножению. Стоит только отвернуться от нее минут на десять, она тут же начнет вить гнездышко на ближайшем дереве.
– Да уймись же ты, Дики.
– Это ты уймись, старина, иначе она нарожает тебе кучу детенышей и заселит ими окрестности. – Дики театрально содрогнулся. – Никогда не садись в закрытую тачку, если можешь крутить баранку спортивной модели, дружище. Кстати, эта мудрость напомнила мне… – он опустил газету, достал из жилетного кармана часы, посмотрел, – что меня ждет одна важная клиентесса.
Секунду он изучал свои блестящие ботинки, достал из нагрудного кармана носовой платок и обмахнул им обувь; затем встал и, надев соломенную шляпу, подмигнул Марку:
– Ее муж на неделю укатил в деревню. Держи оборону, старина, теперь моя очередь.
Он вышел из офиса в торговое помещение, но тут же снова появился с выражением ужаса на лице:
– Черт побери, покупатели! Марк, позаботься о них, мальчик мой, а я смоюсь через черный ход.
И он исчез – в воздухе остался лишь слабый аромат бриллиантина.
Марк поправил галстук перед осколком разбитого зеркала, зажатого в раме окна, изобразил на лице радужную улыбку и поспешил к двери, но на самом пороге остановился как вкопанный, словно внезапно очутился на краю пропасти. Он стал прислушиваться, сосредоточенно, как дикая газель, каждой фиброй своей души, каждым нервом: эти прекрасные звуки проникали в самые потаенные уголки его души и разносились там звонким