Терракотовые сестры. Мила Коротич
из огненных заклинаний на родине твоего отца, маленький Кайно. – Огонь плясал в ее глазах, но не пламя пожарища играло в зрачках чернокожей. – Его не сравнить по силе с работой мастеров Брандея, и работает он только в нашем мире, но посмотри, как работает! Все, что ты видел утром, возлюбленный, все сделал он, «Звезда миражей»!
Кайно не верил своим ушам: злодеи из пустыни, битва с ифритами, гибель воина, боевой клич и дождь из серы – все только миражи! И навел их вот этот тяжелый клинок, который он сегодня носил за поясом!
– Ты мог бы сделать не хуже или намного лучше, мужчина знает толк в мечах лучше любой девы, даже если не пробовал. Ах, если бы ты не хоронил себя заживо в этом слащавом пальмовом раю! Спроси у матери, когда она придет в себя, и, – голос Кали снова зазвучал как музыка, – и мы не закончили наш танец страсти. Я жажду встречи с тобой.
Очертив на прощание круг боевым лучом, нубийка вскочила на какую-то синюю крылатую тварь, вынырнувшую из пламени пожара, и взлетела в ночное небо.
К утру и этот мираж рассеялся. Мирно перешептывались листьями стройные пальмы. Их сочные плоды уже почти созрели. Громадные разноцветные гроздья – красные, желтые – свисали из-под высоких крон. Совсем скоро нужно будет взбираться туда, срезать ароматные тяжелые кисти, а потом разложить сушиться на солнце. Мальчишкой Кайно любил карабкаться по шершавому стволу и спускаться с полной плодов корзиной на голове. Или пить молоко со свежим финиковым медом, глядя, как мать ловко плетет очередную циновку. Ее красивые пальцы перебирали листья, словно играли на арфе. И все, кто бывал в их оазисе, восхищались тонкой, искусной, нарядной работой. Хвалили и увозили с собой, с удовольствием меняли на что-либо. А еще надо сделать масло и вино, да и пальмовой муки запасти. Заботы, заботы, каждый сезон, каждый год, каждый раз… Мириам находила в этом какое-то удовольствие, и сын разделял его, пока не вырос. Но нынешняя ночь перевернула все. «Или расставила по своим местам?» – спрашивал себя Кайно, с мрачным удивлением осматривая не пострадавшие угодья. Без радости.
Горевшие в ночи навесы стояли на своих местах. Не сдвинулся с места ни один сухой лист на кровле. Плетеная изгородь не пострадала, и горшки с мукой и маслом, так лихо взрывавшиеся во время сражения, чинными рядами стояли в полном порядке.
Так было или не было? Жаркая битва, тяжесть волшебного клинка в руках, проснувшаяся мужская сила и горячая женская плоть в ночи – мираж или правда? Можно ли жить теперь спокойно и мирно, занимаясь финиками и вычерпывая воду молчаливым верблюдам, если знаешь, что за стройными рядами пальм и смрадным морем бурлит жизнь, полная страсти? Если ждет самая прекрасная и опасная дева из виденных тобой, ждет и жаждет встречи? Сулит еще больше знаний, силы и наслаждений. О, пальмовая изгородь больше не удержит, знать бы, что все не было сном…
Кайно бродил по усадьбе сам не свой, ища знака. И он нашелся.
Мать сидела под навесом, грезя с открытыми глазами. Но когда сын подошел к ней, вздохнула и спросила:
– Она еще лежит там, за масляным амбаром?
– Кто,