Тень власти. Поль Бертрам
своей речи он все более и более входил в гнев. Осенив себя крестным знамением и повысив голос, он изрек анафему, которую не решился произнести сегодня утром.
– Да будет на вас проклятие денно и нощно, когда вы в постели и в путешествии, в городе и в поле. Аминь. В час досуга и в час битвы. Аминь. В час скорби, в час радости, в час любви. Аминь. Горький час да будет для вас горчайшим, сладкий час – горьким всей горечью проклятия! Как вы изменили церкви, так пусть изменит вам женщина, которую вы любите. Пусть наследуете вы скорбь в этой жизни и муку в будущей, во веки веков. Аминь! Аминь! Аминь!
При последних словах голос изменил ему и как-то странно задрожал.
Я слушал его спокойно, сложив руки и улыбаясь. Мне давно хотелось слышать что-нибудь подобное, для того чтобы уверить – не себя самого, в этом не было никакой надобности – а некоторых своих приятелей, что слова остаются только словами и что человек может гордо пройти по жизни, не боясь их и не смущаясь ими. До сего времени мне не приходилось слышать ничего подобного.
В данном случае эти слова ничего не стоили: ведь, кроме нас двоих, их никто не мог слышать. Вот почем я выслушал их с большим удовольствием.
Мое спокойствие и улыбка совсем обескуражили монаха. Голос его пресекся, и он смотрел на меня во все глаза с выражением и бешенства, и в то же время страха.
Что он прочел на моем лице, я не могу сказать. Быть может, ему показалось, что перед ним сам дьявол.
Как бы то ни было, но он вдруг побледнел и опустил руки. Потом вдруг сделал последнее усилие, чтобы вновь занять потерянные позиции, и крикнул:
– Нечестивец, не боящийся ни Бога, ни церкви, но еще не потерявший страха перед королем. Ему все будет известно!
– Не думаю, чтобы это стало ему известно от вас, достопочтенный отец, – отвечал я спокойно.
Монах переменился в лице, но старался не терять мужества. Он понимал, что только таким путем он может спасти свое положение. Вероятно, он не думал, что я могу зайти так далеко и, очевидно, упрекал себя в том, что так легко уступил мне сегодня утром.
– Моя судьба в руках Божьих, – сказал он. – Он, в винограднике которого я трудился, Он Сам защитит меня. Я буду призывать Его.
С этими словами он сел, положил руки на колени и стал смотреть в сторону.
Я поглядел на него с минуту и сказал:
– На вашем месте я не стал бы призывать Господа Бога. Что если Он уличит вас в неправде? Вот здесь у меня есть признание двух женщин, которым вы заплатили за их обвинительные показания. Это вы тоже трудились в винограднике Господнем?
– Будьте вы прокляты! – вскричал он. – Да падет проклятие на вашу голову. Ведь нетрудно заставить подписать признание кого угодно, если власть в ваших руках!
– Так ли это, достопочтенный отец? Не угодно ли вам познакомиться с этим признанием?
– Призываю Господа Бога в свидетели! Моя совесть чиста.
Однако в его голосе опять послышалась неуверенность, которую он изо всех сил старался подавить.
– Так ли это