Гумилев сын Гумилева. Сергей Беляков
все-таки Гумилев больше общался с интеллигентными людьми, благо таких в Норильлаге было множество. Помимо физика-поэта Сергея Снегова среди норильских друзей и приятелей Гумилева были поэт Михаил Дорошин (Миша), химик Никанор Палицын, инженер, «знаток Ренессанса, любомудр и поклонник поэзии» Евгений Рейхман и астрофизик Николай Козырев, впоследствии ставший известным ученым, одним из авторов теории Козырева – Чандрасекара.
Николай Козырев сидел еще с ноября 1936-го, когда его, только что уволенного из Пулковской обсерватории, арестовали как участника «фашистской троцкистско-зиновьевской террористической организации» (Пулковское дело). Многих его подельников-астрофизиков расстреляли, многие умерли в тюрьме, но Козырев выжил и в январе 1941-го получил новый срок. Козырева обвинили в том, что он придерживался теории Фридмана и Хаббла о расширении Вселенной, ныне общепринятой, что любил стихи Есенина и заявил, будто бытие не всегда определяет сознание.
Козырева привезли в Норильлаг только летом 1942-го, но именно там он, по словам Гумилева, «обрел славу». Сидя на нарах, он рассказывал интеллигентным зэкам, что «Вселенная ограниченна и имеет форму сферы, а что есть за ее пределами – неизвестно. Это поразило всех слушателей настолько, что даже военные новости, сообщаемые вольнонаемными сотрудниками комбината (вольняшками), не могли отвлечь внимание от потрясающих сведений о Космосе и Хаосе. <…> Имена Эйнштейна, Леметра, Дирака, Больцмана потрясли слушателей». Лагерные лекции Козырева пробудили у Гумилева интерес к естественным наукам, без которого никогда не было бы пассионарной теории этногенеза[19].
Гумилев и позднее будет с интересом следить за судьбой Козырева: «Не может быть, чтобы умную и верную мысль никто не понял и не оценил. Если за ближайший год он не станет первым физиком мира, то, значит, он просто академ-придурок». Первым физиком мира Козырев не станет, но и в «академ-придурки» его записывать несправедливо. Сам же Лев Николаевич со временем убедится, что признание научного сообщества даже перспективная научная идея получает не всегда, по крайней мере не сразу. Гумилевскую теорию этногенеза до сих пор не признаёт большинство историков и этнологов.
Самого же Гумилева в лагере считали не историком, а поэтом, достойным своих великих родителей. Удивительно, что с товарищами-зэками соглашался и сам Гумилев. Когда Гумилев неожиданно проиграл турнир поэтов, уступив полбалла Снегову, то пришел в ярость и устроил своему удачливому другу сцену: «Он твердил, что я поступил непорядочно, – вспоминал Снегов. – Он, это всем известно, поэт, его будущая жизнь вне литературы немыслима – он намерен стать на воле писателем и станет им наперекор всему. А я им – это тоже всем известно – физик и философ, моя будущая жизнь – наука».
Откуда этот неожиданный демарш? С чем он связан? Он как будто утратил надежду вернуться к востоковедению, к нормальной научной работе и решил избрать для себя другой путь.
Но,
Николай Александрович принадлежал к той же категории ученых, что и Гумилев и, например, Чижевский или Гурвич. Идеи и открытия этих ученых подчас выглядят уж очень непривычно, странно. Коллеги не всегда их понимают, случается, подозревают в шарлатанстве, даже называют псевдоучеными.
Чижевского еще при жизни многие серьезные ученые считали выдающимся естествоиспытателем, сравнивали с Леонардо да Винчи, выдвигали на соискание Нобелевской премии, называли «одним из гениальных натуралистов всех времен и народов», а в 1939-м заочно избрали почетным президентом 1-го Международного биофизического конгресса. В то же время другие ученые ставили его не слишком высоко, считали в лучшем случае романтиком, а, например, М.М. Завадовский, выдающийся биолог, называл Чижевского авантюристом не только в диспутах с коллегами, но и, что гораздо хуже, в кабинете следователя НКВД.
Положение Козырева в научном мире было столь же неоднозначным. Он был довольно известным ученым, астрофизиком, но его идеи о вулканической активности на Луне и особенно о природе времени в науке встретили скептически. Тем более что Козыреву не удалось найти экспериментальные подтверждения своим гипотезам.