Гумилев сын Гумилева. Сергей Беляков
и Матрёна начали приобретать манеры дам. Конечно, это с них соскочило, как только мы расстались, но если бы мы жили вместе?» – напоминал Гумилев Абросову одиннадцать лет спустя. Впрочем, из текста не ясно, жил Гумилев сразу с двумя женщинами или одна из них принадлежала Козыреву или Абросову. Последнее, впрочем, маловероятно. Судя по переписке 1954–1955-го, у Абросова в 1944-м еще не было даже и первого опыта. Наконец, этот фрагмент позволяет трактовать слово «морганатический» и в прямом смысле: Наташа и Матрёна были простыми женщинами, так что их «брак» с дворянским сыном Гумилевым был «неравным».
Но в этом малиннике Гумилев даже не пытался задержаться. Здесь же, в Туруханске, он решил вновь переломить волю рока и сменить тягостную, но относительно безопасную жизнь геотехника на судьбу солдата.
Часть IV
Бритва и Страшный суд
Весной 1955 года Лев Гумилев, отсидевший половину уже второго лагерного срока, напишет «своему боевому командиру, теперь министру» маршалу Жукову письмо с просьбой о помощи. Помощи Гумилев не получит, письмо до адресата скорее всего вообще не дойдет. Могущественный тогда маршал получал тысячи подобных писем. Между тем Жуков и в самом деле был боевым командиром Гумилева, рядового артиллериста-зенитчика, участника трех стратегических операций 1-го Белорусского фронта[20].
Свой призыв в армию он считал большой удачей. Солдатская служба не пугала Льва Гумилева, достойного сына своего мужественного отца. «Что я могу сказать о вооруженной защите Отечества, когда я его сам защищал в годы Великой Отечественной войны на передовой, а мой отец имел два Георгия, да и деды, и прадеды были военными, – ответит Лев Николаевич корреспонденту газеты «Красная звезда» в сентябре 1989 года. – Если верить фамильным преданиям, то мой далекий предок командовал одним из полков на Куликовом поле и там же погиб. Так что я скорее не из интеллигентов, а из семьи военных, чем весьма горжусь и постоянно это подчеркиваю. Для меня ратная служба – это неотъемлемая часть гражданского долга».
Хороший ответ, но тогда, в разгар войны, Лев Николаевич думал не только о гражданском долге. 18 апреля 1944-го Надежда Яковлевна Мандельштам пишет Борису Сергеевичу Кузину: «Получили письмо от Левы. Он мечтает о Ташкенте и сдаче экзаменов». Значит, Гумилев возвращается к прежней цели – стать дипломированным историком, вернуться к научной работе. Фронт, по-видимому, еще не входил в его планы. Но путь в науку был по-прежнему закрыт. В конце августа или в сентябре 1944-го он отправляет из Туруханска письмо к Эмме Герштейн: «Приятно также было узнать, что Вам повезло в научной работе. Это, безусловно, благороднейшее дело в мире, и из всех моих лишений тягчайшим была оторванность от науки и научной академической жизни. <…> За все мои тяжелые годы я не бросал научных и литературных занятий, но теперь кажется, что всё без толку».
Избавиться от трудового рабства до окончания войны казалось почти невозможно, войне же не было конца. Да и
Норильск считался глубоким тылом, хотя война уже давно шла даже в советском Заполярье. В августе 1942-го, когда астрофизик Николай Козырев читал своим товарищам по лагерю Гумилеву, Штейну, Рейхману и «бывшим партийным работникам из Пензы» лекции о Космосе, Солнце и времени, немецкий тяжелый крейсер «Адмирал Шеер» и несколько подводных лодок проникли в Карское море – началась операция «Страна чудес». Немцы еще никогда не проникали так далеко – до западного побережья Таймыра. Под угрозой оказались Северный морской путь и слабо защищенные советские тыловые порты – Диксон и Амдерма. Беззащитный караван советских и британских танкеров и сухогрузов, обнаруженный было немцами в Карском море, перехватить не удалось. Добычей немецкого рейдера стал только плохо вооруженный ледокол «Александр Сибиряков»: 25 августа советский корабль погиб в неравном бою, не спустив флага. Диксон был последней возможностью хоть как-то оправдать операцию «Страна чудес». Сопротивления не ожидалось. Реальный урон бронированному «Адмиралу Шееру» могла нанести только батарея № 569 – пара 152-миллиметровых орудий, спешно замаскированных в прибрежных скалах. Опытные и умелые немецкие моряки должны были легко расправиться с батареей и советскими судами. Но бой выиграли советские артиллеристы: огонь двух почти беззащитных пушек заставил немецкий рейдер после нескольких атак поставить дымовую завесу и уйти в море. Слухи об этих событиях достигли и Норильлага, о чем мы можем прочесть в воспоминаниях Гумилева.