Тысяча сияющих солнц. Халед Хоссейни
Пахло табаком, луком и жареной бараниной. Его бритая щека царапала ей лицо.
Все закончилось быстро.
Лежа рядом с ней на спине, он поднес руку к лицу. В темноте сверкнули светящиеся стрелки его часов.
Супруги не смотрели друг на друга.
– В этом нет ничего постыдного, – невнятно пробормотал Рашид. – Мы ведь муж и жена. Сам Пророк со своими женами занимался тем же самым. Тут нечего стыдиться.
Немного погодя он поднялся, набросил на нее одеяло и удалился к себе.
Мариам осталась наедине сама с собой, с ледяными звездами на небе, с тучкой, закрывшей лик луны словно свадебная вуаль.
И с утихающей болью.
12
В том году – а шел 1974-й – Рамадан наступил осенью. Стоило тоненькому серпу луны показаться на небе, как город стал совсем другой, сменил обличье, ритм, настроение. А то ведь Кабул совсем погрузился в сонную тишину, даже былое оживление на улицах куда-то кануло. Лавки опустели, рестораны погасили огни, двери их закрылись. Никто не курит на людях, не пьет чай у открытого окошка. И вот зашло солнце, выстрелила пушка со склона горы Ширдарваза… Наступил ифтар[14]. Можно пировать. Впервые за пятнадцать лет жизни Мариам почувствовала, что празднует не одна.
Рашид почти не постился – парочку дней, не больше, – и в такие вечера приходил домой в дурном настроении, говорил отрывисто, злился по пустякам. Мариам как-то чуть задержалась с обедом, глядь – а Рашид уже ест хлеб с редиской и не обращает ровно никакого внимания на только что принесенные женой рис, баранину и курму из бамии. Жует и жует, только желваки бегают, и сердитый такой, жену словно и не видит.
Мариам вздохнула с облегчением, когда Рамадан закончился.
У себя в саманном домике, в первый из трех дней Эид-уль-Фитра, праздника чревоугодия, завершающего Рамадан, они принимали Джалиля. Он являлся в костюме и в галстуке, обязательно с подарками. Как-то он вручил Мариам шерстяной платок. Посидит с ними немножко за чаем и с извинениями удалится.
– Пошел праздновать Эид со своей настоящей семьей, – прошипит, бывало, Нана, когда Джалиль помашет им на прощанье рукой с другого берега речки.
Заходил к ним и мулла Фатхулла, приносил Мариам шоколадные конфеты, завернутые в фольгу, крашеные яйца, печенье. Попрощавшись со стариком, Мариам забиралась повыше на дерево и съедала подарки, а блестящие обертки кидала вниз, пока они лепестками сказочных цветов не устилали землю у корней. Когда конфеты кончались, Мариам принималась за печенье, потом рисовала карандашом рожицы на крашеных яйцах. Только все это не очень ее радовало. Веселый праздник, когда люди надевают свои лучшие наряды и идут в гости, даже внушал девочке страх. Она представляла себе Герат, радостную толпу, сердечные поздравления, нежные объятия, потом себя, одинокую и заброшенную, и тоскливая печаль зыбким саваном окутывала ее. На душе становилось легче, только когда праздники оставались позади.
В тот год Мариам впервые увидела Эид своих детских фантазий.
Вместе с Рашидом они вышли
Торжественная трапеза – разговение после дневного поста.