Дом у озера Мистик. Кристин Ханна
щеки Энни:
– Истинная красота – внутри.
– Папа, это женщины так говорят друг другу. Поверь мне, мужчины так не думают.
Хэнк усмехнулся:
– Я думаю, а я, насколько я помню, мужчина. И на мой взгляд, у тебя потрясающая стрижка. Тебе только нужно время, чтобы к ней привыкнуть.
– Ну, я правда чувствую себя другой женщиной, а мне именно этого и хотелось.
– Конечно. – Он потрепал дочь по плечу. – А теперь, может сыграем в «Скрэббл»?
Энни кивнула. Хэнк достал из-под шкафа в углу гостиной коробку с игрой. Похоже, она пролежала там с тех пор, как они играли в последний раз двадцать лет назад. Стряхнув пыль с коробки, он разложил доску на кофейном столике.
Энни смотрела на доставшиеся ей семь деревянных квадратиков, пытаясь придумать слово для начала игры.
– Пап, а почему ты не сказал мне про Кэти Джонсон?
– Разве? Мне казалось, я об этом тебе писал. Или, может быть, рассказал, когда приезжал к вам на Рождество?
– Нет.
Он пожал плечами и отвел глаза.
– Ну что же, полагаю, теперь ты знаешь от этой Лерлин, главной сплетницы в Мистике. Мне жаль, что тебе пришлось узнать об этом вот так.
Энни видела, что Хэнк чувствует себя неловко. Он то и дело теребил воротник рубашки, а на буквы смотрел так, словно это были десять заповедей в оригинале. Он был не из тех, кому легко говорить о смерти. Чьей бы то ни было. И уж тем более о смерти женщины, которая выросла у него на глазах.
Энни не стала настаивать. Вздохнув, она выбрала буквы и начала игру. Все, что она хотела узнать о смерти Кэти и о ее жизни, ей придется выяснить у кого-то другого.
6
Ник Делакруа стоял в своем дворе под проливным дождем и смотрел на вишневое дерево, которое посадил в прошлом году. Потом медленно опустился на колени на мокрую траву и склонил голову.
Он не плакал на похоронах жены. Не плакал он и вчера, когда его дочь исключили из школы. Но сейчас у него возникло непреодолимое желание заплакать, и из-за чего? Из-за того, что это маленькое деревце никак не желало расти. Он поднялся и устало пошел к дому.
Но даже когда он был в доме, за закрытой дверью, он все еще думал об этом проклятом дереве. А все из-за вчерашнего. Вчера был плохой день, а он за последние восемь месяцев пережил их достаточно.
Его Иззи вышвырнули из школы.
При мысли об этом его снова начинал обуревать гнев. А когда гнев проходил, то оставался только стыд. Вчера его Иззи стояла в кабинете директора, ее карие глаза были полны слез, пухлые детские губы дрожали. Ее розовое платьице было все в пятнах и порвано, и Ник со стыдом сознавал, что оно было таким и тогда, когда она его надела. Длинные темные волосы, когда-то ее краса и гордость, спутались и стали похожими на птичье гнездо, потому что их не расчесывала материнская рука.
У Ника мелькнула неуместная мысль: что же случилось со всеми красивыми лентами, которые у Иззи когда-то были?
«Мистер Делакруа, вы же понимаете, что мы больше не можем держать ее в школе?»
Иззи стояла там