Дом у озера Мистик. Кристин Ханна
лужицу, и по бумаге стало расплываться мокрое пятно. Блейк не мог отвести взгляд от этого пятна.
– Энни, это бумаги…
Она не двинулась с места, не ответила, просто осталась стоять к нему спиной. Ссутулившаяся, вцепившаяся в край стола, она выглядела жалко. Блейку не нужно было видеть ее лицо, чтобы понять, что она сейчас чувствует. Он видел, как на мраморную столешницу, словно капли дождя, падают ее слезы.
3
– Мне не верится, что ты это делаешь. – Энни не собиралась ничего говорить, но слова вырвались сами. Блейк не ответил, тогда она повернулась к нему. Невероятно, но после почти двадцати лет брака ей сейчас было невыносимо встретиться с ним взглядом. – Почему?
Именно это ей действительно хотелось понять. Она всегда ставила интересы семьи на первое место, всегда делала все, что в ее силах, чтобы те, кого она любила, были довольны и чувствовали себя защищенными. Это началось задолго до того, как она познакомилась с Блейком, еще в детстве. Ее мать умерла, когда Энни была еще ребенком, и она научилась прятать свою печаль под замок и хранить ее вдали от сердца. Не умея осмыслить свою потерю, она сосредоточилась на скорбящем отце. С годами она стала Энни, которая заботится, Энни, которая дарит любовь. Но теперь ее муж больше не хотел ее любви и не хотел быть членом семьи, которую она создала и о которой заботилась.
Блейк тяжело вздохнул и сказал:
– Давай не будем перебирать все снова.
Его слова подействовали на Энни как пощечина. Она подняла голову и посмотрела на Блейка:
– Перебирать? Ты шутишь?
– Ты когда-нибудь понимала, когда я шучу? – Блейк взъерошил волосы. – Я не подумал, какое заключение ты можешь сделать из моего утреннего звонка. Прости.
«Сделать заключение». Эти сухие официальные слова, казалось, еще больше отдалили их друг от друга.
Блейк приблизился к ней, но в последнюю секунду остановился в двух шагах.
– Я о тебе позабочусь. Вот что я пришел сказать. Тебе не нужно беспокоиться о деньгах или о чем-то еще. Я хорошо позабочусь о тебе и Натали. Обещаю.
Энни смотрела на него так, словно не понимала, о чем идет речь.
– Девятнадцатое февраля. Блейк, ты помнишь эту дату?
Его шикарный загар мгновенно уступил место сероватой бледности.
– Право, Энналайз…
– И не надо говорить мне «право, Энналайз». Девятнадцатое февраля. День нашей свадьбы. Помнишь этот день, Блейк? Ты сказал, ты поклялся любить меня, пока смерть не разлучит нас. Ты тогда пообещал и заботиться обо мне.
– Это было так давно…
– Ты думаешь, у таких обещаний есть срок годности, как у пакета молока? Господи…
– Энни, я изменился. Черт, мы были вместе больше двадцати лет, мы оба изменились. Я думаю, тебе без меня будет лучше. Ты сможешь сосредоточиться на всех своих хобби, на которые у тебя никогда не было времени. Ну, ты знаешь… – Блейк явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Например, заняться этой твоей каллиграфией. И писать рассказы. И рисовать.
Энни хотелось