Пепел победы. Анатолий Гончар
прапорщик, а мы действительно в район разведки на вертолетах выводиться будем?
– Говорят, – не стал отрицать Ефимов.
– Здорово! – Сашка радостно улыбался.
Ефимов хмыкнул и проговорил:
– А я вот не люблю летать. Укачивает, особенно последнее время. Как вспомню крайние прыжки с парашютом, так сразу тошно становится. Прыгали мы с «Ан-2». На моей памяти они прилетели к нам первый раз, а до того либо «восьмерки», либо «Ан-12». Я в первом борту. Так сказать, на мясо, ведь первый борт – он пристрелочный. Я, дурак, сам напросился. Как раз самое то, чтобы не спеша добраться обратно до взлетки и совершить второй прыжок. Сели, взлетели, Гад-пилот заложил вираж, мне поплохело. Самолет выровнялся, я поглядел в иллюминатор. Тут летчик помахал крылышками, и я поехал окончательно. В душе только одно желание – скорее выпрыгнуть, а до этого продержаться, не блевануть. Толчок, прыжок, выворачивающий внутренности, сводящее с ума головокружение, правая рука на кольце остается неподвижной, за общей хреноватостью не слышу щелчка прибора, но вот рывок основного купола, медленное падение с мольбой, чтобы скорее закончилось. Надо не забыть осмотреться, развернуться по ветру, поглядеть на землю. А внизу между участками снега блестящая водная гладь – лед! Опускаться на него не хочется, чревато. Эта мысль на какое-то время забивает все прочие проблемы, даже желание поблевать с высоты на фигурки солдатиков, дежурящих на площадке приземления. Тяну стропы управления, подруливая на снежный участок. Есть касание!.. Ноги легко пробивают снежную кашу и по коленки тонут в ледяной воде, покрывающей все поле вокруг. Даже не пытаясь удержаться, заваливаюсь на бок в снег. Парашют мягко опускается следом. Мне везет, ветра нет. Лежу, краем глаза замечаю бойца, бегущего ко мне по площадке приземления. Встаю, на предложение помощи машу рукой. Мол, все в норме. Ловлю себя на мысли, что, если чуть-чуть качнусь, тут же вывернет. Лицо обильно покрыто потом. Медленно, как в тумане, стараясь не делать резких движений, привычно завязываю стропы бесконечной петлей, отстегиваю запасной парашют, достаю и разворачиваю сумку, снимаю подвесную систему, забираю в карман бушлата стропорез, из ранца выдергиваю звено ручного раскрытия и укладываю на дно сумки, все остальное следует туда же. Закинув за плечо автомат, с трудом топаю к рядам парашютов, разложенных на бетонке. Тошнота постепенно отпускает. Увы, ожидание второго прыжка мучительно, стоит только взглянуть на садящийся или взлетающий «Ан-2», меня тут же начинает не на шутку мутить. Наконец бежим к борту. Летчик второго самолета младше, не так опытен. Наверное, поэтому и летим без выкрутасов. Прыгаю! Мутить стало только тогда, когда начали раскручиваться стропы. Все, абзац, вторая серия! Н-да… Как вспомню, так вздрогну. Летать на «вертушке» не хочется, но разве у меня есть выбор?
– Нету. – Ефрейтор Зудов, как последняя сволочь, довольно лыбился.
– Пошли уж, балбес! – скомандовал Ефимов, изображая выдачу оплеухи.
Зудов расплылся в усмешке еще сильнее, двинулся следом.
Вскоре заместителю командира группы известно, что вывод