Опасная колея. Юлия Федотова
не томите! Что за беда?
– Особая канцелярия. Вы были правы, Максим Семёнович, я только что имел беседу с их агентом.
– И?
– Мне предложили выбор. Либо я перевожусь на службу к ним, либо…
– Некая безвредная процедура? – перебил Окаймлённый, с горькой усмешкой. – Надеюсь, вы им не отказали, Роман Григорьевич? Знавал я человека, которому пришлось эту процедуру пройти. После неё он сделался полнейшим идиотом, из тех, что ложку в ухо несут.
– Я согласился на перевод.
Максим Семёнович шумно перевёл дух. Трудно найти на свете молодого полицейского, не мечтающего о службе в Особой канцелярии. Но в Романе Григорьевиче он отчего-то уверен не был, ведь тот всегда себе на уме.
– Вот и славно! Вот и служите Государю и Отечеству! А для всех нас было честью служить с вами, да! – Он поднялся со своего места под портретом государя Павла II Иоанновича,[13] а сын его брата Николая I Павловича – Александр II), вышел из-за стола, и отечески обнял бывшего подчинённого.
Роман Григорьевич хотел ответить весело и иронично, но голос отчего-то перехватило, и он сказал почти шёпотом.
– Максим Семёнович, они сказали, по завершении дела я могу вернуться. Я вернусь?
– Не вздумайте! – горячо возразил тот. – Не ломайте свою жизнь. Вы были лучшим из служащих нашего Отделения, второго такого как вы уж не будет, наверное… Но вы – птица другого полёта, я всегда это знал. Служите с честью и впредь! И мальчика этого, Тита Ардалионыча, вы ведь с собой забираете, я правильно понял? Поберегите его, не позвольте сломать. Мне кажется, из него должен быть толк.
Они простились. Надо бы радоваться, но кабинет начальника Роман Григорьевич покидал с тяжёлым сердцем. «И Максима Семеновича жаль бросать, – думал он, – и папенька, пожалуй, не одобрит…» Под дверью встревоженным тушканчиком маячил Удальцев.
– Собирайтесь, – велел ему Ивенский коротко. – Едем.
– Куда? По свидетелям? – обрадовался тот, он ждал чего-то худшего.
– Нет. В Особую канцелярию служить! Нас с вами туда переводят.
– А?! – только и смог вымолвить Тит Ардалионович. Он ничего, решительно ничего не понимал.
– Я вам чуть позже всё объясню, – обещал Роман Григорьевич мягко. – А теперь нас ждут.
Удивительно буднично произошёл перевод. Экипаж остановился подле высокого, старого строения на углу Мясницкой и Лубянской. Дом этот был хорошо известен в Москов-граде, и пользовался самой дурной славой. По ночам с ним творилось неладное: в зарешеченных окнах мелькали синие огни, по стенам мелькали блики, струилась туманная дымка… Да, потусторонней твари здесь водилось не меньше, чем на зловещих Капищах.
– Слышал, у вас тут и призраки обретаются, – мимоходом спросил Ивенский у провожатого. – Отчего же не выведете?
Господин Иванов в ответ плечами пожал.
– Да зачем же? Пускай стережётся народ.
Но теперь до ночи было далеко, а днём здание выглядело
В нашей реальности Иван Павлович отрёкся от престола, детей имел только внебрачных, поэтому в описываемое время царский трон занимал не сын его Павел, рождённый от законной жены (такового в нашей реальности не существовало вовсе.