Утреннее море. Маргарет Мадзантини
сына, ерошит ему волосы.
Сколько же нам плыть?
Недолго – только и хватит времени, чтобы пропеть колыбельную.
И Джамиля запевает своим соловьиным голосом, свистит и пыхтит, подражая зукре[6]. Звуки песни достигают морских волн. Потом Джамиля засыпает. У нее маленькая голова газели – или старшей сестры. Фарид глядит в сторону кормы, потом отыскивает проход между людскими телами. Берега больше не видно: только море, только колыхание волн. Фарид вспоминает свой дом, качели, колодец, украшенный красно-зелеными изразцами. Он думает о газели. Та приходила когда хотела, но всегда перед заходом солнца. Газель уже начала есть из его рук. Он давал ей финики, фисташки, протягивая раскрытую ладонь, словно блюдо. Фарид вспоминает звуки, которые она издавала, запах из ее рта. На языке у нее были пятна. Газель пахла как вади, по которому только что прошла вода. Лучшие на земле глаза, после глаз матери. В тот день Фарид прижал ее к себе. Увидит ли он газель снова? Ее шкура цвета жженой пудры светилась на закате, а пахла ковром. Запах, знакомый Фариду по пустыне, когда они с дедушкой Мусой ставили палатку и спали на молитвенном коврике.
Фарид без сожаления расстается с прошлым. Он еще ребенок и не осознает в полной мере, что такое время. То, что ему уже знакомо, и то, что его ждет, сливаются для него воедино.
Сперва он чувствует возбуждение, потом – испуг, потом – усталость, потом – ничего. Его уже стошнило, и теперь ему нечего извергать наружу. Удушающе жаркое солнце следует за Фаридом, как голодный за пищей, лижет голову, заливает ее потом.
Море однообразно: в нем все по-прежнему. Смотреть на него совсем не стоит: это все равно что смотреть на животное без головы и со множеством спин, которые все время изгибаются. Пенящаяся красная плоть, изрыгаемая глубоко погруженной пастью. Фарид ищет глазами эту голову, которая никогда не показывается: доходит до поверхности и тут же исчезает.
Ему интересно, каково оно – лицо моря.
Один из сомалийских парней выстрелил в воду, чтобы проверить осветительные ракеты. Но ничего не вышло – ракеты оказались испорченными, как и эта посудина. Парень напился вместе со своими приятелями, алкоголь сжег их желудки и мозги. Теперь они дерутся.
Все пассажиры выглядят бледными, серыми, точно веревки. Всех уже вырвало. Рвотные массы текут по мокрому дереву под рокот моря.
Джамиля велит сыну неотрывно смотреть в какую-нибудь точку на горизонте, чтобы не страдать морской болезнью.
Фарид обшаривает глазами небосвод, где садится солнце.
В лицо им летит темный дым от солярки. Мать прижимает Фарида к себе. Тот хочет ощутить материнское тепло, материнский запах. Но Джамиля опьяняется дизельным выхлопом: это запах путешествия, запах надежды.
У Фарида болят глаза и ноги. Поверхность моря стала наклонной: баржа накренилась на один борт. Им отведено определенное место, и перебраться куда-нибудь еще нельзя. Хнычет какая-то девочка, двое мужчин громко переговариваются на неведомом Фариду диалекте.
Североафриканская волынка.